— Отметил? — улыбнулся я.
— Да. Там сейчас новые дома, но мне это место папа показывал. А ему бабушка… Она еще долго жила, наша бабушка, даже я ее помню. А дедушка погиб в первые дни войны, ушел — и больше ничего не известно.
— Весь ты до десятого колена здешний, севастопольский, — проговорил я чуть ли не с завистью.
— Конечно, — просто сказал Сандалик. Видно, он был уверен, что иначе и быть не могло. Он нетерпеливо, но вежливо помолчал: нет ли у меня еще вопросов? И опять ткнул стебельком в карту:
— Видите, эта бухта сейчас Стрелецкая. А здесь написано — Казачья.
— Вижу… — вздохнул я. — И на других планах видел. Только знаешь, Сандалик, наверно, это все-таки путаница.
— Почему? — он глянул недоверчиво и требовательно.
— Ну, кто ее знает почему… Слушай, пойдем куда-нибудь в тень, а? Я сейчас расплавлюсь.
Сандалик посмотрел удивленно. Ему, до костей прожаренному черноморским солнцем, жара ничуть не досаждала. Но тут же он согласился:
— Пойдемте… Ой, а вы никуда не торопитесь?
— Уже не тороплюсь, — сокрушенно сказал я. И подумал, что капитан Вихрев и Алька меня, пожалуй, поймут, но Юрос будет долго дуться и непримиримо сверкать очами.
Мы сели на скамейку в тени двухэтажного дома, недалеко от песочницы с неутомимыми малышами. Сандалик расстелил карту на коленях. И опять спросил нетерпеливо:
— А почему путаница?
— Трудно сказать. Я сам столкнулся с этим случайно, когда писал один рассказ… Может быть, это пошло от генерала Тотлебена. Слышал про него? Он в Первой обороне командовал инженерными работами.
— Ну да, я знаю! Ему памятник на Историческом бульваре.
— Да. У него про Оборону большущий труд, толстенные книги… Кстати, у вас такие не сохранились от прадедушки?
Сандалик помотал головой:
— У нас мало осталось…
— Ну ладно… Так вот, в самом начале Тотлебен перечисляет бухты в том же порядке, что здесь.
— Вот, значит, и правильно! — обрадовался Сандалик. — Раньше же лучше знали! А потом перепутали…
Я подумал: для меня это случайный разговор, а у Сандалика из-за давней неточности названий всякие неприятности и обиды. Я сказал осторожно, боясь обидеть его еще больше:
— Видишь ли, у того же Тотлебена потом написано… Я не помню точно, а смысл такой: когда французы и англичане еще делали первые разведки, их четыре корабля встали у Стрелецкой бухты и вели огонь бомбами по Александровской батарее… Вот по этой, там сейчас яхт-клуб. Ну и по этим тоже — по Восьмой, по Десятой. Наши им отвечали и заставили отойти. На Десятой ранило двух человек и разбило один лафет. Это были тогда первые потери в Севастополе…