Но сопротивление оказалось слишком упорным, чтобы обойтись одним кнутом. Сталин решил показать народу и пряник. В марте 1930 года он издал статью под красноречивым заголовком “Головокружение от успехов”. Вину за форсированную коллективизацию генсек возложил на излишнее рвение на местах. Партийные кадры поняли его слова как приказ остановиться. В течение нескольких месяцев половина земли тех, кого загнали в колхозы, вернулась в руки частных владельцев. Но исход из “крепостного состояния” был недолгим — к осени 1930 года кампанию насильственной коллективизации возобновили. На этот раз крестьяне предпочитали пассивное сопротивление. Они засевали ровно столько земли, сколько требовалось для их пропитания, забивали скот, который у них могли отобрать, либо бежали в промышленные центры вроде Запорожья, пополняя ряды социалистического пролетариата.
Сталин и его подручные поражения не признали. Деревню обвинили в саботаже и попытке затормозить индустриализацию, оставив город на голодном пайке. Власти объявили, что кулаки прячут зерно, ужесточили нормы хлебозаготовок как для колхозов, так и для “крестьян-единоличников”. Из Украины выжимать продовольствие взялись особенно безжалостно, поскольку от нее во многом зависело выполнение планов Кремля. К середине 1932 года в УССР коллективизации подвергли 70 % крестьянских дворов, при 60 % по Советскому Союзу вообще. Республику, которая давала 27 % зерна, обязали выполнить 38 % плана хлебозаготовок. Такая политика стала причиной массовой гибели крестьян от голода зимой 1931–1932 годов и следующей весной, главным образом в густонаселенных степных и лесостепных районах.
Только на Киевщине за 1932 год умерли более 80 тысяч человек, а пострадали сотни тысяч. Еще тяжелее пришлось селам близ Белой Церкви, Умани и других городов юго-западнее Киева, где большие площади отводили под сахарную свеклу. Влас Чубарь, председатель Совнаркома УССР, осознал, что к смерти от голода привели чрезмерные реквизиции. 10 июня 1932 года он писал Сталину: “При общей непосильности плана хлебозаготовок, основной причиной чего являлся более низкий урожай по Украине в целом и колоссальные потери при уборке урожая (результат слабого организационно-хозяйственного состояния колхозов и совершенно недостаточного руководства ими из района и из центра), практиковалась система изъятия у единоличников хлеба полностью, включая и семенные фонды, и почти полного изъятия всего наличия у колхозов”.
Согласно Чубарю, тяжелее всего пострадали единоличники, которых власти за невыполнение хлебозаготовок карали конфискацией имущества. Едва ли лучше приходилось многодетным колхозникам. Уже в марте и апреле 1932 года тысячи крестьян по всей Украине оказались на грани гибели. В мае уполномоченный ЦК КП(б)У выяснил положение в семи случайно выбранных населенных пунктах Уманского района. Он уведомил Харьков, тогдашнюю столицу, что, по официальным данным, от голода там умерло 216 человек, еще 686 находились при смерти. В Городнице, одном из сел, куда наведался чиновник, “умерло до 100, ежедневная смертность: 8–12 человек”. В другом, Степковке, был случай людоедства. Чубарь просил Сталина о продовольственной помощи, но генсек оставался непреклонным. Он запретил употреблять в официальной переписке слово “голод”, заявив, что это только “жалобы и нытье”.