— Перестаньте болтать! — не выдержав, бросил Черняков.
Офицеры с удивлением посмотрели на него и замолчали. Ему стало неловко за никчемную резкость, и он, насупившись еще более, всю дорогу ехал, не оборачиваясь, мрачный, как туча. Приехав в полк, он вошел в землянку и, что случалось с ним крайне редко, не раздеваясь, повалился на нары.
— Праздник будем встречать в наступлении, — сказал Кожевников — Победой!
— Поживем — увидим, — ответил Черняков. — Мне многое не нравится. Прости, я сейчас очень устал. Немного погодя я ознакомлю тебя с нашей задачей.
Кожевников вышел из землянки. Однако, когда он возвратился, Черняков не спал, а, склонившись над картой, делал на ней пометки.
— Боевой приказ получили. Читай, — сказал он, подавая Кожевникову вскрытый пакет с надломленными сургучными печатями.
Полк Чернякова вышел на исходное положение, правда, не в окопы, занятые двумя другими полками дивизии, а чуть позади. Все ровное место вокруг было заставлено артиллерией, и батальоны разместились в глубоком овраге. Черняков был этим даже доволен — пехота будет в большей безопасности, если противник вздумает вести ответный огонь по артиллерийским позициям.
Ночь перед наступлением прошла в хлопотах. Батальоны зарывались в землю по откосу оврага. Минометы и полковая артиллерия должны были участвовать в общей артиллерийской подготовке вместе с частями первого эшелона и стояли на огневых.
Черняков еще затемно вышел на свой наблюдательный пункт — в глубокую щель с нишами. Рядом поместились телефонисты, так, чтобы не мешать ему и в то же время быть у него под рукой. В наступлении он всегда предпочитал щель блиндажу. Блиндаж, как бы его ни маскировали, привлекал внимание противника, являлся целью, а щель ничем не отличалась от обычного окопа, и из нее было удобней руководить боем.
Занимался поздний сырой рассвет, подходило время начинать, и Черняков нетерпеливо взглядывал на часы. В окопах не было заметно какого-либо движения; кустарники, сплошь заставленные артиллерией, тоже хранили тишину.
— Ну, как там, товарищ «хозяин»? — спросил по телефону Усанин.
— Что как, что как? Кто бы и спрашивал, а наше дело помалкивать! — ответил Черняков, хорошо зная, что в это время к трубке приникли и Еремеев и командиры батарей. Только Глухарев, наверное, сидит в своей норе, полузакрыв глаза, и ни до чего-то ему нет дела.
Не выдержав неизвестности, Черняков пошел к Дыбачевскому, чтобы быть «в курсе», если наметятся какие-нибудь изменения в обстановке.
Генерал, поставив ногу на табурет, разговаривал по телефону: