Черняков, подавленный, хмурый, молча стоял в траншее. Он-то хорошо знал, что пехоту вторично под такой огонь не поднять, а без нее, как костер без новых дров, угаснет и бой. Надо было что-то делать. Он жестом подозвал к себе Крутова.
— Пойди, — ему тяжело было говорить, — узнай, что с людьми? С комбатами? Пусть окапываются!..
Из дивизии уже несколько раз нетерпеливо запрашивали обстановку Черняков подошел к телефону, когда запрашивал «сам» — Дыбачевский.
— Ну, что у тебя, почему не докладываешь?
— Плохи дела, отбита атака. Усиление дали в самую последнюю минуту, когда я не имел времени организовать взаимодействие. Я за два дня не потерял столько, как за этот час, — пожаловался Черняков.
— Ничего, за ночь всех соберешь. Они у тебя порасползались, и только. Поговори с людьми, подбодри, возможно, повторять придется. Да не забудь, представляй всех отличившихся к наградам. Сам хозяин велел, — утешил его генерал.
— За что же представлять? — недоверчиво спросил Черняков. — Хоть бы деревню взяли — другое дело!
— Не в деревне соль. Раз говорю — значит, знаю...
Черняков собрался было положить трубку телефона, как Дыбачевский снова позвал его.
— Минутку, — сказал он. — С тобой сосед хочет поговорить.
На другом конце провода кто-то кашлянул в трубку, и незнакомый голос спросил:
— Ну скоро там? С кем говорю?
— Черняков слушает!
— Я Безуглов — сосед! Это ты наступал?
— Да, меня били, — с горькой иронией подтвердил Черняков.
— Небитым — грош цена, те не воюют. За выручку — спасибо. Долг за мной, запиши, — трубка замолчала.
Атака батальонов Чернякова на Ранино предоставила передышку полкам Безуглова в Королево, первую за долгий день.
Ночь прошла беспокойная, в беготне, в сборе подразделений, потрепанных боем. Потери были, но не такие, как ожидал Черняков. Маленькая шанцевая лопатка дала защиту тем, кто с нею дружен.
В лес подъехали кухни, засуетились старшины, забренчали котелки. Жизнь шла своим чередом.
— ...Почему не наливаешь двадцать семь?
— А сколько ты супу взял? Девятнадцать?
— Это мое дело, а ты мне выдай по сто граммов на всех, как по строевой числится...
— Строевая утром была подана, а сейчас ночь!
— Может, я за помин души хочу выпить, тебе-то что?
Крутов не дослушал, чем кончился этот разговор у кухни: он искал Еремеева. Нашел он его в широкой щели, накрытой плащ-палаткой. У коптилки, склонясь к аппарату, сидел связист и ковырялся отверткой в телефонной трубке.
Еремеев разговаривал с командиром роты, который стоял, пригнувшись, и загораживал вход. Вот он повернулся и ушел Крутов протиснулся в щель. При скудном свете он увидел на щеке Еремеева темную засохшую струйку крови и кусок бинта, высунувшегося из-под шапки.