Вообще она была самым милым, неумелым и беспечным шпионом на свете. Как-то в минуту нежности она предложила:
– А давай мы с тобой страшно разбогатеем. Я буду Бонни, а ты Клайд.
Я перевернулся на спину, уточнил:
– Почтовые поезда будем грабить?
– Нет, не поезда. Банки. Вместе, ты и я. Я знаю как. Мы страшно разбогатеем.
Я тоже знал как – тыкая в сейфы волшебной палочкой-выручалочкой в виде моего газыря. Правда, наиболее вероятные последствия я представлял себе несколько иначе, чем Самира.
– Бонни и Клайда в конце застрелили, кстати. Не говоря уже о том, что на это нужно свободное время, а у меня в клинике запись до следующего года.
Она потянулась, прижалась, и я потерял нить беседы. Я охотно прощал ей излишнее любопытство в надежде, что благодаря этим оплошностям Виктор выведает, кто подослал ее ко мне. Тем более что никаких секретов я все равно не мог выдать. Я сам не знал ничего, что могло бы заинтересовать шпионов или охотников за миллиардами: ни об офшорных счетах Пехлеви, ни о действиях моего отца в Кабуле, ни о его работе в ЦРУ, ни о том, что могло скрываться в пропавших семейных архивах. И газырь мой, как мне тогда казалось, был припрятан надежнее Кощеева яйца.
Понедельник начался со звонка из приемного покоя. Мне сообщили, что там только что приняли раненого с пулевым ранением в колено, он назвался другом семьи доктора Воронина и попросил позвать меня.
У меня екнуло сердце. ЦРУ, ФБР, контрразведка… Может, это тоже дело рук иранских спецслужб? Я помчался вниз, даже не дослушав. В регистратуре приемного покоя девушка бесконечно копалась в компьютере и наконец заявила, что пациента по имени Виктор фон Плейст у них нет.
– Проверьте просто Плейст.
– Нет, Плейста тоже нет.
Значит, неисправимый конспиратор здесь под каким-то вымышленным именем. Я заглянул в зал ожидания, потом прошел по коридору, заглядывая в каждую комнату. В четвертой палате в койке у окна утопал маленький мужчина с черными усиками, словно приклеенными к бледному лицу.
– Патрик? Так это вы меня вызывали? Что вы здесь делаете?
Я все еще оглядывался в поисках Виктора. Патрик, по моим представлениям, мог попасть в больницу с острым приступом геморроя или с грыжей, но не с огнестрельным ранением. Он жалко улыбнулся и трагически произнес:
– Да, это я вызвал вас, Алекс.
– Что с вами? Светлана знает, что вы здесь?
– Я жертва собственной жадности и глупости. И я очень сожалею, что невольно поссорил вас с матерью.
– Об этом не тревожьтесь. Мои отношения со Светланой – это мое дело, вы здесь ни при чем.
«И не называй ее моей матерью», – добавил я мысленно.