В углу при свете маленькой электролампочки, горевшей от движка, она записывала под диктовку врача:
— Проникающее ранение грудной клетки — срочная операция… Осколочное ранение бедра — обработка, эвакуация… Касательное ранение плеча — отправка в ГЛР>{1}…
Подошла еще одна санитарная машина. В медсанбате почти нет мужчин-санитаров, отправлены на передовую. Девушки стали выгружать и переносить раненых в сортировочную. Лена услышала голос командира медсанбата:
— В штабе дивизии есть раненые. Полковник Афонов требует срочно машину туда.
— Я больше не могу, — устало заявила фельдшер — женщина средних лет, только что приехавшая на «санитарке». — Из сил выбилась. Разве моложе меня не найдется?
— Пусть Гарзавина едет, — сказал командир и ушел.
Все посмотрели на нее, кое-кто с ухмылочкой: ты мало работала, форсила все, поезжай, тем более, что требует Афонов, но это не в его легковой машине раскатывать, — вот о чем говорили их взгляды.
«Нет, нет!» — Лена тряхнула головой и сказала:
— Я готова.
Шофер пахнул на нее махорочным дымом и запахом бензина. Цигарка торчала изо рта, тряслась, и с нее падали крупные искры.
До штаба совсем недалеко. Там погрузили раненых, среди них оказался начальник политотдела Веденеев, и Лена опять упрекнула себя за нехорошие мысли об отце — ведь и с ним может случиться, как с подполковником…
Веденеева усадили в кабину, и Леночка, маленькая, тоненькая, сумела втиснуться туда же. На пути в медсанбат Веденеев тихо произнес:
— Вот, Лена… Я увидел тебя и подумал…
— Вам нельзя разговаривать, товарищ подполковник.
— Надо. Я настаивал, чтобы тебя отправили из дивизии. А увидел сегодня и пожалел. Счастья бы тебе хорошего, настоящего, да война мешает. И Колчину хотел счастья. Молодые вы. Хорошо бы… А сейчас он у немцев в форту, вокруг — бой. Немцы прорвались. Такие-то дела.
— Колчин! — воскликнула Лена, не испытывая никакой обиды на Веденеева, по настоянию которого Сердюк отправил ее к отцу. — Колчин! Его убьют?ꓺ
— Бой идет — парламентеров нет. По законам не должны бы пальцем тронуть, но — фашисты!ꓺ Всего можно ожидать.
Лена замерла. Душевный мир ее сузился, и стал виден только один человек, теперь для нее самый дорогой из всех.
Колчин и немецкий форт. Кенигсберг — это прежде всего форт, и вся война — бой возле форта, и Колчин там, окруженный врагами. Какой глупой и жестокой показалась ей собственная прежняя мысль, вызывавшая раньше восхищение: Колчин в форме немецкого офицера отправляется в тыл врага и там один среди фашистов совершает героические подвиги!ꓺ Не надо подвигов с кровью и смертями — хватит их! Пусть сейчас бы кончилась война! Нужно обычное счастье, с любовью и домашними радостями.