Разболтался, — упрекнул Шестопалов старшего сержанта.
— Дак он сам спросил, а я ответил, — оправдывался Лептин. — Каждому дорого родное место. Я Улому ни на какой город не променяю. А вы откуда родом, товарищ лейтенант? Давайте вот тут сядем да поговорим для знакомства. Наш взвод — по машине из разных рот. Экипажи — с бору да с сосенки… А может, завтра в бой? Пусть каждый о себе расскажет.
— Согласен, — лейтенант сел на хвойные ветки, рядом — остальные танкисты. — В прежние времена русские солдаты перед боем надевали чистые рубахи. Нам, танкистам, в чистом не быть. Давайте о себе выложим, без стеснения и расспросов — у кого что за душой. Потом легче в бой идти. Начинай, Лептин, — сказал по-простецки Шестопалов и закурил.
Лептин начал о той же Уломе, о своей деревеньке на берегу Уломского озера, о том, как мальчишкой сел на трактор, пахал землю; а однажды вздумал выдернуть с корнями высохшую черемуху в огороде возле дома, чтобы освободить место под картошку, — поломал трактор, и за это ему крепко попало. Он рассказывал, и в глазах его, обычно с лукавинкой, сейчас светилось простодушие человека, которому не в чем каяться. И другие танкисты, молодые ребята, вспоминали свои родные места и потом мелкие грешки, совершенные по молодости и простительные.
— Эх, братцы-кролики, незапятнанные души, теперь меня послушайте. — Шестопалов отбросил папиросу и промурлыкал:
Шестерка — карта озорная —
В «очко» к шестнадцати пришла…
Карты проклятые чуть не сгубили меня! Работал я на вывозке хлеба. В нашу автоколонну попали из городской шоферни ребята-озорь. Предложили сыграть в «очко». Я деньги просадил, и мне сказали: «Давай в долг». Проиграл еще. Один из шоферов, урка, не иначе, потребовал: «Поведешь машину в город, половину пшеницы ссыплешь — вот адресок — и выкручивайся, как хошь». Я ссыпал и засыпался. Суд, тюрьма, лагерь…
Война, услышали, началась, а мы лес рубим. В лагере я на машине работал, моего сроку до конца войны хватило бы, но решил смыть с себя грязь, хотелось, как все честные. Родину защищать. Подал начальству заявление: прошу направить на фронт, в самые жаркие бои, ничего не побоюсь, лишь бы вину искупить. Послали. В особый батальон прорыва. В первой атаке двух немцев заколол, одного гада застрелил. Но и сам получил пулю в бок. Точка была поставлена на моем прошлом. После госпиталя — курсы танкистов. Остальное — понятно?
— Понятно, — сказал Лептин. — А в каких боях вы потом?ꓺ
Шестопалов прервал его:
— Договорились — без вопросов, — он поправил шлем. — И прошу всех запомнить: нет прежнего Шестопалова. Ясно?