— Боже! Я уже так часто излагал это прежде.
Но никто не отозвался на его попытку возражать, и потому, отчаявшись получить у кого-то поддержку, он заговорил:
— Бенсона я пригласил на ужин примерно за неделю до того дня. В этом не было ничего необычного, поскольку доктор и прежде ужинал в «Кипарисах» примерно раз в два месяца. А двумя днями позже позвонил ты, Питер, сказав, что у вас с Уэйкфилдом есть ко мне деловой разговор, и предложил для его проведения ту же дату. Меня это только обрадовало, потому что я не считал Бенсона слишком интересным компаньоном, а потому согласился принять тебя с Уэйкфилдом, превратив трапезу в подобие мужской вечеринки. В день убийства я вызвал Уилсона, своего шофера, и сообщил ему о своем желании посетить театр на следующей неделе, как раз когда он обычно брал выходной, и потому попросил его взять для отдыха тот же вечер. Молодой человек не имел против этого никаких возражений.
— Зачем вам понадобилось расспрашивать его по поводу новой модели коробки передач? — внезапно перебил его Биф.
— Мне предложили купить автомобиль марки «Даймлер», который, как я понял, был оборудован именно коробкой с предварительно установленной системой переключения передач. Цена показалась мне весьма привлекательной, и я мог обменять свой прежний автомобиль почти на новый. Смущало только, легко ли я сумею справиться с управлением передачами принципиально другого типа. А о том, что машина Бенсона имела такую же коробку, я узнал только при допросе в полиции, когда инспектор неожиданно для меня затронул эту тему… В течение всего того дня я находился вне дома…
— Где именно?
За Стюарта Феррерса предпочел дать ответ мистер Николсон.
— И мне, и полиции мистер Феррерс дал полный и детальный отчет обо всех своих перемещениях, с которым вы при желании можете ознакомиться, — заявил он решительно.
— Хорошо, так я и сделаю. Продолжайте, пожалуйста.
— Меня не было дома целый день, и я вернулся в «Кипарисы» как раз вовремя, чтобы успеть принять ванну и переодеться к ужину.
— Вы заходили в библиотеку? — спросил Биф.
— Насколько помню, не заходил ни разу. За ужином у нас завязалась оживленная политическая дискуссия, в ходе которой мистер Уэйкфилд в достаточно интересной, но, я бы сказал, агрессивной манере высказал свои взгляды. А он, как вам, вероятно, уже известно, принадлежит к числу так называемых анархистов.
— То есть сторонник бомб и всего такого прочего?
Даже на предельно усталом лице заключенного промелькнуло подобие улыбки.
— Едва ли он выступает за применение бомб, — сказал он, — но поддерживает некоторые методы политической борьбы, которые едва ли менее опасны. Издаваемая им газета прямо призывает к разрушению существующей у нас экономической системы, и у меня, разумеется, подобные идеи не вызывают ни малейших симпатий. Но Уэйкфилду нельзя отказать в даре красноречия, и некоторые его аргументы не лишены определенных оснований. Мы почти с неохотой прервали беседу, когда надобно перейти пить кофе в библиотеку. Там мой брат и вручил мне книгу, которую привез с собой, — изумительное новое издание Омара Хайяма. Он знал, что я большой поклонник превосходных переводов Фицджеральда. Помню, как прочитал для собравшихся вслух несколько моих любимых четверостиший.