Как ни странно, но показания именно миссис Дункан оказались для подсудимого наиболее неблагоприятными. Правда, она мало что могла сообщить конкретно, но ее описание рыцарской преданности покойного мужа семье Феррерс прозвучало так, что ни у кого не могло оставаться сомнений: дворецкий мог покончить с собой только по одной причине — чтобы прикрыть злодеяние, совершенное Стюартом. Разумеется, она сама не располагала никакими сведениями, но я представлял, как ее фразы о том, что «он знал гораздо больше, чем признавал» или «понимание ситуации оказалось для него непереносимым», могли интерпретироваться членами жюри присяжных совершенно недвусмысленно и однозначно.
Следовало отдать обвинителям должное. Свою стратегию они выстроили четко и подводили жюри к нужному им выводу предельно уверенно. За всем этим я не мог не ощущать искусную руку Стьюта. Каждый из пунктов обвинения был тщательно подтвержден выводами экспертов, врачей, полицейских и под конец самого инспектора Стьюта. Теперь Биф вдруг начал беспокойно ерзать на своем стуле и проявлять к ходу суда гораздо больше интереса, чем вначале.
— Вам по-прежнему ничего не приходит в голову? — спросил я его в отчаянии, но он в ответ лишь выразительно пожал плечами.
— А что я могу сейчас поделать? — задал он мне встречный вопрос. — Они не пожелали воспользоваться всеми уликами, собранными мной прежде. Хотел бы я услышать, что мне сказал этот Фитц, если я заявил ему о яде, обнаруженном в виски. Не могу понять действий сэра Уильяма. Почему он не настоял на демонстрации суду доказательств присутствия кого-то постороннего рядом с домом в ночь убийства? Они же весьма убедительны.
Но самый большой сюрприз обвинение приготовило для нас в конце слушаний, когда они пригласили на скамью для дачи показаний своего последнего свидетеля и прозвучала фамилия Уилкинсона — того самого, кого мы записали в «греховные трактирщики». Я с несказанным удивлением посмотрел на Бифа. Ни он, ни я даже не подозревали, что Стьют добрался даже до этого человека, а поскольку нам самим не удалось получить от него никакой информации, мы считали его ни о чем не осведомленным. По крайней мере относительно этого дела.
Он вошел в зал суда и занял место свидетеля с таким злобным оскалом на лице, будто считал преступлением впустую тратить свое время. Прокурору лишь с большим трудом удавалось выжимать из него крупицы информации, но постепенно из его отрывочных реплик и коротких раздраженных ответов сложилось нечто вроде связных показаний. Их общий смысл сводился к тому, как трактирщик стал очевидцем ссоры между Стюартом и доктором Бенсоном. Произошло это уже много месяцев назад, когда нынешний владелец еще активно занимался уходом за садом в «Кипарисах». По его словам, он как раз трудился в огороде, отделенном от кухни лишь чахлыми зарослями фундука. В этот момент из дома вышли Стюарт и Бенсон, отчаянно ругаясь между собой. Они продолжили свару на лужайке чуть в стороне, поэтому Уилкинсон слышал лишь перебранку, но не сумел разобраться в ее причине. В одном трактирщик был совершенно уверен. Ссора произошла, более того, она почти переросла в драку, поскольку оба мужчины, как показалось Уилкинсону, обменивались угрозами. Однако до рукопашной не дошло, доктор Бенсон неожиданно развернулся и ушел за угол дома, а Стюарт взбежал по ступеням крыльца и с грохотом захлопнул входную дверь.