Утром он услышал по радио, что в одной из колоний строгого режима в Псковской области произошел бунт заключенных. Зэки взяли в заложники несколько охранников. Последовал штурм колонии отрядом спецназа. Была стрельба, несколько заключенных было убито. Веронов не сомневался, что взрыв, который он произвел, привел к восстанию, породил отчаяние среди заключенных, заставил спецназ надавить на спусковые крючки.
Утром пришло электронное письмо от Янгеса. «Больше так не гоняйте по Москве. Мне дорога ваша жизнь. Очередной транш прошел».
Веронов не понимал, как Янгес мог уследить за ним. Какие тайные соглядатаи расставлены Янгесом в местах, где появлялся Веронов. И он решил прекратить эти опасные опыты. Выйти из этой сатанинской игры. Заслониться от зияющей тьмы образами прошлой восхитительной жизни.
Были, были в его жизни мгновения, когда он обожал, благоговел, любил. Когда его душа взрастала, ликовала, собирала чудесную, разлитую в мире красоту. Когда он верил, что этой красотой сотворен мир. Что у мира есть Создатель, любящий, всемогущий, знающий о нем, Веронове, дарующий ему одно чудесное откровение за другим.
Вспомнилось его увлечение молодой аспиранткой – историком Верой Полуниной, зеленоглазой, с очаровательными светлыми локонами, которые он так любил целовать, касаясь губами душистого лица посреди снежной Москвы с оранжевыми фонарями, вспомнилось, как она сквозь смех его останавливала: «Ну подожди. Ну здесь же люди. Давай уйдем в переулок». Они гуляли по старым московским улочкам, заходили в храмы, любовались великолепными монастырями. Он говорил ей о городах будущего, о космических поселениях, в которых станут жить лучшие прилетевшие с земли люди, образуя новое человечество. А она рассказывала ему о русских святых и праведниках, которые населяли монастыри: это, по ее словам, и были люди русского будущего, а монастыри – космическими поселениями, которые своими алтарями, крестами и чудотворными иконами летели в небесную бесконечность.
Он сделал ей предложение. Они решили пожениться. Отложив женитьбу на осень, решили поехать в Карелию, в глушь, чтобы там, в безлюдье, среди озер и негасимых зорь, насладиться друг другом.
Лодка колышется. Он вытягивает из озера сеть. Ячея в сверкающей слюде. Серебряные рыбы дрожат, извиваются, сбрасывают солнечные капли. Он смотрит на свою любимую сквозь сверкание сети, трепещущих рыб. Он так любит ее! Она явилась ему из озерного блеска, из красных прибрежных сосняков, из синего летнего облака.
Они идут лесами. Красный сосновый жар. Пахнет смолой, муравьиным спиртом. На тропе то и дело попадаются фиолетовые от черничного сока комья медвежьего помета. Где-то рядом, в черничниках бродят медведи. Но им обоим не страшно, они идут, взявшись за руки, и в стволах то слева, то справа мерцают озера. Он целует ее, видя, как на стволе длинной тягучей каплей висит золотая смола и в ее волосах запутался листик черники.