Со стороны Манежной громогласно, мощно двигалась колонна кремлевских сторонников с трехцветными российскими флагами, транспарантами, с букетами цветов. Блестела медь оркестра. Грохотали барабаны в руках голоногих барабанщиц в мини-юбках, которые бодро маршировали, невзирая на холод. Это стоцветное скопище надвинулось на площадь, сминая собравшихся, требуя себе места, просачиваясь своими трехцветными флагами в скопление красных и имперских знамен.
Площадь вязко колыхалась, как наполненная тестом квашня, взбухала. В ней двигались медленные протуберанцы, склеивались, проникали один в другой.
И уже подходила четвертая колонна с либеральными оппозиционерами. В ней виднелись триколоры, воздушные шарики и радужные полотнища, под которыми шли секс-меньшинства. Впереди колонны саксофонисты мерцали своими изогнутыми инструментами, оглашая площадь заунывными тягучими звуками.
Веронов стоял на холме под стенами Пашкова дома. Склон был полон людей, не уместившихся на площади, а народ все пребывал.
У подножья памятника виднелась трибуна, окруженная полицейской цепью. На нее стали подниматься лидеры движений и партий. Белый монашеский клобук соседствовал с чалмой, еврейская кипа – с буддийским колпаком. Над всеми возвышался бронзовый князь, осеняя площадь крестом, опустив к трибуне острие меча.
Веронова восторгало зрелище. В этих толпищах чудилась таинственная сущность империи, из которой, как магма, изливались народы, верования, учения, безумные идеи, таинственные мечтания. Причудливо смешивались, уходили вглубь, вновь появлялись, и ничто не пропадало бесследно, все повторялось из века в век, из царства в царство. И сейчас в этом вареве возникало Государство Российское, уцелевшее после страшного падания. Оно вновь начинало свое восхождение, как тесто, в которое Господь бросил небесные дрожжи. Кремль, как глыба розовой лавы, был свидетельством вулканического извержения, в котором извергалась все та же загадочная имперская сущность.
Трибуна была заполнена.
Каждый, на ней стоящий, имел сторонников в запрудившей площадь толпе. Тысячи глаз следили за своими вождями, были готовы им внимать. Князь Владимир осенял их крестом, побуждал присягнуть на верность Государству Российскому.
Первым выступал мэр Москвы, представляя главенствующую партию. Веронову с холма было видно его продолговатое лицо, бледное, синеватое, с лунным оттенком. Был слышен его металлический голос, пропущенный сквозь микрофон.
– Дорогие москвичи, граждане России! Братья и сестры! – мэр старался был проникновенным, внести в свою речь сердечное тепло и искренность. – Наша Родина, наша любимая Россия пережила трудные, трагические времена, когда чуть было не исчезла с карты мира. Но благодаря вашим трудам, вашим подвигам, вашему служению матушка Россия не просто уцелела, а идет ввысь, взлетает, как космическая ракета. Самое дорогое для нас – эта наша многонациональная держава, в которой драгоценны каждый народ, каждый язык, каждая культура, каждая молитва. Обнимемся друг с другом в этот праздничный день. Обратимся к соседу со словами братской любви. Да здравствует Россия! – он воздел вверх кулак, и площадь ахнула, вздохнула. По ней покатилась волна, и в той ее части, где стояли сторонники власти, заколыхались трехцветные флаги и раздались многоголосые клики: «Россия! Россия!»