Таких, как Радж. И Момо. И Брианна.
И это еще не считая всех остальных: секретарши, уборщицы, учителей. Мистера Бекона с его забавными галстуками.
У меня кружится голова.
Что, если это случится снова? Как сказал мистер Бекон, джинн выпущен из бутылки. У меня в голове оглушительно, словно тысяча взрывающихся бомб, грохочут слова Оппенгеймера:
«Мы знали, что мир уже не будет прежним».
* * *
Дедушка сидит за кухонной стойкой с ноутбуком, жует буррито и попивает чай.
Я не в силах сдержаться:
— Что там будет написано?
— О чем ты?
— Про нас. В учебниках. Что там будет написано?
Дедушка непонимающе смотрит на меня.
— Что Мелвин Сагарски и Элли Круз изменили мир? Или что мы его погубили?
— Погубили? Мы спасаем людей от старости! Как от полиомиелита!
— Но старость и полиомиелит — разные вещи, — возражаю я.
Дедушка недоуменно кивает головой:
— Какая муха тебя укусила? Это наука! Так делаются открытия!
— Я верю в науку! Но что, если это плохая идея? Что, если мы никакой не Солк? Что, если мы — Оппенгеймер? Что, если T.melvinus — это бомба?!
— Глупости! — отмахивается дедушка и поворачивается обратно к компьютеру.
— Ты нравишься Брианне! — выпаливаю я.
Дедушка озадаченно оборачивается:
— Кто такая Брианна?
— Моя подруга! Бывшая подруга. Я ее больше не узнаю, но это не важно. Она хочет с тобой встречаться!
— Я вдовец. Свидания меня не интересуют.
Дедушка не понимает. Он — как Мария Кюри с ее радиацией. Он не видит, что его открытие погубит все.
— Ты… Ты как мумия! Вернувшаяся к жизни! — говорю я.
— Ты совсем запуталась, — вздыхает дедушка.
Он говорит со мной, как с маленьким ребенком, закатившим истерику.
Я смотрю на радужную майку дедушки и внезапно понимаю, чему Лилея пыталась научить нас своим подарком. Конец — это печально. Как смерть рыбки, бабушкины тапочки, мы с Брианной. Но начало — это захватывающе. Как талант, который вдруг открываешь в себе, или как новые друзья. Радж.
— Это цикл жизни, — вспоминаю я слова Лилеи. — Жизнь должна двигаться вперед, а не назад.
— Разве кто-то хочет двигаться вперед? Я — нет.
Мысли вихрем кружатся у меня в голове, и я думаю о том, каково это — стоять на месте. Как моя мама. Она боится вновь совершить ошибку, хотя всем ясно, что Бен — это тот самый кусочек пазла, которого ей недоставало.
— А как же твой закон движения? — спрашиваю я. — Тот, кто перестает двигаться, застревает на месте! Как мама с Беном!
— Она могла бы найти себе и получше, — отвечает дедушка, будто не понимая, что я хочу сказать на самом деле.
— Что, если мы зашли слишком далеко? Что, если мы погубим весь мир?