Но сон, конечно, не шел. Обычная фраза «хочется спать» приобрела теперь совсем иное значение. Она больше не означала желания улечься в постель со слипающимися глазами. Нет, это было просто теоретическое осознание факта, что следует восстановить силы. А сна не было ни в одном глазу.
Постель Риммы пришлось теперь перенести в комнату на первом этаже, которая примыкала к гостиной, эту комнату сестра называла «комнатой отдыха». О том, чтобы карабкаться на второй этаж, и думать было нечего. В ближайшее время больной предстояло обитать внизу.
Роберт Ринатович сидел и вполуха слушал, как сестра с дочерью рассказывают о своих злоключениях. Ему хотелось побыть одному, успокоиться, поразмыслить о том, что происходит, что им делать дальше. Мышцы рук и ног тряслись от напряжения.
«Побуду здесь немного и пойду к себе», – подумал он. Старик чувствовал себя усталым и разбитым, хотя, само собой, дочери и сестре сейчас было во сто крат хуже.
– И все же я понять не могу, куда подевался этот тип! – в сотый раз гневно произнесла Римма. – Наворотил дел и как сквозь землю провалился!
Он вышел из задумчивости и проговорил с ноткой нетерпения в голосе:
– Не понимаю, почему тебя это так удивляет.
– В смысле?
– В прямом. Просто очередная загадка в череде всего прочего. Я же говорил, что видел себя самого – мертвого. По-моему, это куда более непонятно, чем призрак на дороге.
– Призрак? – переспросила Роза. – Ты серьезно?
– Конечно, серьезно, – саркастически отозвалась Римма. – Он же у нас писатель! Привык широко смотреть на вещи.
Сестра годами говорила с ним именно так: снисходительно, иронично. Принижая его творчество. Посмеиваясь над ним. Не воспринимая всерьез. Роберт Ринатович так привык к этому, что давно перестал обижаться. Вернее, думал, что перестал. Но тут вдруг что-то нахлынуло. Злость, горечь. В висках гулко застучало, и он сам не успел понять, как вдруг обнаружил, что произносит гневную тираду:
– Может, хватит уже издеваться надо мной? Не надоело еще? Почему бы тебе не найти другую мишень для своих шуточек? Хоть сегодня могла бы оставить меня в покое! Все-таки я только что помогал тебе, тащил на своем горбу. Как ты можешь так жить – не ведая ни благодарности, ни сострадания, ни любви?
Римма, конечно, ничего подобного не ожидала. Роли были распределены много лет назад: она тонко подначивает или откровенно третирует брата – в зависимости от настроения, а он улыбается, терпит и делает вид, что его это ничуть не задевает, а порой и забавляет. Вероятно, от изумления, да еще и от усталости, от пережитого стресса ее тоже понесло: