– Пистолет Макарова.
Рука потянулась… к стакану. Подул, сделал пару глотков, высказал критическое замечание:
– Сладковат! Сахара не пожалели.
Эхо не согласилось:
– Пожалели! Пожалели! Пож…
На автомате собрав детали ПМа в изделие, в рукоять втолкнул пустой магазин. Констатировал:
– Пригодится!
– Годится! – Согласился наскучивший собеседник.
Сыграл на противоречии. Возмутился:
– Кой черт годится? Патронов-то нет!
– Нет! Нет!.. – затянуло знакомую песню эхо.
Щелчок. Открывание глаз. Асфальт дороги. Мысли лениво отключили связь с телом, типа хватит и так дали информации выше крыши. Само тело привычно пошло по хоженому не раз маршруту. Сложно сказать и то, что он знает куда идет. Да он и не идет собственно никуда. Иногда он садится на землю, или ложиться. Где он, и какое время, когда и что он ел, какого он возраста и пола. Порой он даже не может осознать свое Я, как отдельное от окружающего его мира. Он даже не может почувствовать свое тело отдельным от этого города.
Посторонний звук заставляет включиться рецепторы анализа. Не может быть в этом мире звука иного, чем тот, который создает он сам. Отяжелевший в спячке мозг включился в работу. Давно забытое состояние. Прислушался. Тело помимо него самого, еще не решившего как принимать новую составляющую бытия, направилось в сторону источника звука.
Магазин продуктов «Белочка», пестрел за стеклом витрины сотнями баночек сгущенного молока и сливок, синего и оранжевого цвета наклейками. Дверь настежь. Вот как раз из нутра торгового зала и происходил источник шебуршания. Лиходеев стоял в ступоре рядом с дверью, не решаясь сделать шаг, развеявший бы возможную галлюцинацию. По щекам потекли капли влаги. Слезы. Укатал город нервную систему!
Шебуршение плавно переросло в тихий шелест и мимо ног Егора, на выход продефилировал четвероногий мохнатый ком с довольной мордой, тащивший в зубах длинную ленту сардэлей.
– Тишка! – Из уст Егора вырвался радостно-удивленный возглас.
Вот это номер! Это действительно был ни кто иной, как сам Тихон, с которым Лихой успел подружиться недолго проживая в Чернигове. Кот на удивление легко расстался с мясной добычей, сразу признав постояльца, угнездился у ноги, как ни в чем не бывало, принялся полировать свой загривок о колено Егора.
Это был полный отпад. Так же как всегда стояло солнце в зените, так же звенела тишина и плавало эхо, реагируя на мурчание животного, но само это животное не входило ни в какие рамки действительности мертвого города. Это как?
Присел, запустив пятерню в густую шерсть, поднял за шкирку до уровня лица, чем вызвал у кота возмущение, отразившееся на морде показом клыков, заглянул в глаза-бусы. Живые глаза, живого организма. Прижал к груди, задабривая, гладил по теплой шерсти головы, сподвигнув мурлыку на кошачью песнь.