– С чем пожаловал, боярин? – Задал вопрос князь.
– Вот, прими грамотку от моего государя, – подойдя ближе, через сановника передал скрученный трубкой пергамент с неровными краями со шнурком и печатью при нем.
Изяслав, будто не доверяя, сам развернул послание, впился в него глазами, молча читал написанное, шевеля губами. Лицо его при этом, и без того серьезное, исказилось гримасой, наливаясь краской гнева. Отбросив послание в сторону, вскочил на ноги, негодуя обратился к своему совету бояр:
– Вот тут князь Чернигова утверждает, будто бы еще отец мой занял сей стол не по праву, что после смерти князя Олега на Курский стол сел неприродный варяг, а не понять и кто? Посему мол и преследуют сю землю беды. Пишет, что многие бояре и простые людины тайно били челом ему, Святославу, чтоб он сжалился над ними, под свою длань взял и не допустил жен и детей до конечной гибели. По их челобитью князь и идет с великим войском!
Обратился к Горисвету, нетерпеливо указал на скомканный пергамент:
– Подай!
Снова развернув его, окинув очами своих бояр, зачитал вслух:
– «не для того, чтобы вас воевать и кровь вашу проливать, а для того, чтобы с помощью Божией… освободить вас от всех ваших врагов… нерушимо утвердить Русскую Правду и даровать вам всем спокойствие и тишину». К вам бояре обращается! И далее. «И вы, куряне, вышли бы радостно с хлебом-солью и пожелали быть под высокою рукою. Князь же будет содержать вас в свободе и всякой чести». Ну, и кому из бояр я не мил?
По залу прошел ропот возмущения. Кто-то из сановников в голос ругал оккупанта. Кто-то посылал проклятья на его голову. Любодрон, убеленный сединами, старый боярин из природных варягов, будучи у тронного стола, одернул молодого князя:
– Охолонись княже! Он своей грамоткой смуту меж нами внесть хочет, а ты ему потакаешь.
Глянул в писульку, показал в развороте.
– Ты вон дальше чти! «Ежели же пренебрежете настоящим Божиим милосердием и нашей княжьей милостью, то предадите жен ваших, детей и свои дома на опустошение войску нашему». Вот к чему ведет.
Обратился к совету:
– Неча тут думать. Постоим за землю свою, за жен и детей наших! А там как боги рассудят! Слышь, посол? Так своему князю так и передай. Нехай он в жопу идет! Хлыщ черниговский!
Абсей замялся. Решившись, чуть придвинулся к князю, будто только ему хотел донести весть, заставив напрячься охрану.
– Княже, велено на словах передать.
– Ну?
– Буде ты упираться зачнешь, так вот знай, сестра твоя в нашей ставке и…
– Что-о?
– И ежели тебе ее не жаль, то ее как простую чернавку, без роду и племени продадут в чужие страны на муку и поругание.