Этот вопрос и сейчас звучит у меня в ушах. Что я должен был сделать? Выходов было много. Один прямо по курсу – железная дверь, ведущая в подъезд. Собрать свои шмотки и выскочить. Оставить их вдвоем… навсегда, пусть делают, что хотят. Поддаться обиде, ревности, которой никогда не испытывал к Воронцову до этого вечера.
Второй вариант. Воронцов – развратный, подлый моральный урод. Пойти и рассказать всю правду Ясне.
Но неужели она сама не догадалась? Зачем же тогда она держала меня за руку в машине? Держала так, как держатся только влюбленные!
В зеркале наконец прояснилось. Мои плечи были покрыты какой-то омерзительной аллергической сыпью, на шее слева виднелось небольшое темнеющее пятно, на груди – розовый отпечаток рыбки. Я все еще держал в руке белую скомканную футболку. Просто Аполлон.
Ладно, больше не буду останавливаться на своих бестолковых душевных терзаниях и расскажу, что было дальше. Я очень быстро принял душ, вытерся и с тяжелым и одновременно нетерпеливым чувством в груди понял по звукам, что мое мазохистское любопытство будет удовлетворено.
Задержавшись на пороге лишь на секунду, я вошел в комнату. Свет был включен, диван разложен, гобеленовая деревня укрыта простыней и подушками. Ясна лежала на спине, раскинув в стороны колени. Воронцов низко склонился над ней, резкий и безжалостный, а она трепыхалась под ним и вскрикивала, как пойманная в силки птичка… Можно было догадаться. Он держал ее руки, она не могла сопротивляться.
Я медленно приблизился, лег на диван рядом с ними, отчужденный и обездвиженный чувством тупой ревности. Во мне бунтовала моя собственническая натура. Ей было больно. Но мне больнее!
Я все еще был взволнован тем, что произошло с нами в ванной. Я вдруг сумел мысленно увидеть, как чудесно Ясна запрокидывает голову, как из-под полуопущенных век туманно смотрит на Воронцова и как снова вздрагивают Петины ресницы. Как она отреагировала, когда увидела его голым? Большой член и нездоровые наклонности. Природа, что ты хотела нам этим сказать? Что, черт возьми, ты хотела выразить Петей Воронцовым?
Интересно, это хоть немного испугало девчонку? Она была для него маленькой. Крошечной. Явно чересчур. Ей не должно было это понравиться.
Чтобы смягчить его грубость, я прильнул к ее груди, стал целовать ее с нежностью, внезапно сменившей во мне все остальные чувства. Не было в ту минуту ничего прекраснее твердых кнопок сосков, которые я чувствовал языком, не был ничего красивее ее розовой выступающей ключицы; ее чуть приоткрытые губы были все того же мучительного цвета, воспаленные и четко очерченные, посередине будто надломанные. С глаз на секунду спала туманность – она взглянула на меня и вдруг вскрикнула сильнее обычного, я успел сжать руками ее тело и почувствовать спазм, прошедший сквозь него сверху вниз. В тот же момент Воронцов издал сдавленный рык и почти что рухнул на нас ничком. Все закончилось. Время остановилось.