Он не понимает, что мы в плену у классового врага, который не склонен нам делать любезности без оснований, и что офицер, согласившийся не отправлять нас обратно в Польшу, руководствовался политическими соображениями.
Я принимаю от офицера кайзера его услугу, но цели, которые он преследует, чужды мне.
Я не буду бороться за социал-демократическую Германию с Антантой.
Я буду бороться за свой класс и раньше всего в своей стране.
Мир разделен на эксплоататоров и эксплоатируемых, а не на немцев, французов и поляков.
Наступает день, когда нас снова выводят из тюрьмы, отправляют на вокзал и усаживают в вагон с конвоиром.
Он имеет поручение передать в Берлине нашему консульству соответствующее отношение от шнайдемюлльской комендатуры.
— Не бросить ли нам этого дяденьку и как-нибудь (без него в путь-дороженьку двинуться? Тут уже тракт прямой, никаких трудностей не представится в Берлине. Быстро отыщем советского консула, — говорит Исаченко.
— Пожалуй, оно так… — ответил Петровский.
Мы отлично понимали, что в случае новой беды, пожалуй, не удастся нам опять мобилизовать энергию и выдержку, необходимые для новых испытаний.
А вдруг в Берлине предстоит предварительно пройти через германскую полицию, и мы снова будем взяты под подозрение и вновь попадем в тюрьму…
Комиссия в Шнайдемюлле приговорила нас за переход границы без документов к аресту сроком на восемнадцать дней. Однако мы просидели три месяца и десять дней (вместе со сроком до вынесения приговора), то есть сто дней вместо восемнадцати.
Стали искать случая отделаться от неприятного спутника.
Примерно в тринадцати — пятнадцати километрах от Берлина наш поезд сделал остановку. Попросили у конвоира разрешения выйти напиться кофе. Тот согласился. Оставив конвоира в купе, мы затерялись в толпе и быстро пошли в противоположную от Берлина сторону. Отошли около полукилометра, улеглись на траве. Полежали, отдохнули и решили пешком направиться дальше.
Придя в город, подошли к первому встречному шуцману и стали его расспрашивать о том, где находится организация, ведающая делами русских военнопленных.
Он направил нас на Кирхенштрассе.
Помчались туда, но адрес оказался неверным.
Оттуда нам дали направление на Фридрихштрассе.
Трамваи, автобусы, тысячи автомобилей, лязг и грохот большого европейского города. Бесконечные шеренги людей в штатском, военном платье. Ровные улицы, блестящие витрины, шуцманы…
Одичавшие, мы носимся по Берлину, не интересуясь ничем. Мы заняты одной мыслью — поскорей найти консульство.
— Фридрихштрассе? — как попугаи, повторяем мы каждому шуцману.