— Думаю, я хотел бы остаться, но пока что не нашел подходящей причины. Удовлетворения эмоциональных потребностей недостаточно. Должен быть более веский мотив. Очень может быть, эти лагуны затонувшего города просто напоминают мне затопленный мир моего утробного младенчества. Если так, самое лучшее — как можно скорее уехать. Все, что говорит Риггс, — правда. Мало надежды пережить ураганные ливни и малярию.
Керанс приложил руку ко лбу Беатрисы, проверяя температуру, будто у ребенка.
— А что Риггс имел в виду, когда сказал, что тебе не будет спаться? Сегодня утром он уже во второй раз об этом упомянул.
Беатриса ненадолго отвернулась.
— Так, ничего. Просто мне в последнее время приснилось несколько странных кошмаров. Они тут многим снятся. Ладно, Роберт, забудь. Лучше скажи мне серьезно — если я решу остаться, ты останешься? Ты мог бы перебраться в эту квартиру.
Керанс ухмыльнулся.
— Пробуешь искушать меня, Беа? Ну и вопросец. Не забывай — ты здесь не только самая красивая женщина, но еще и единственная. Нет ничего важнее основы для сравнения. Адам не обладал эстетическим чувством — иначе бы сразу понял, что Ева была чертовски случайным изделием.
— А ты сегодня откровенен. — Беатриса встала и подошла к краю бассейна. Обеими руками она отбросила волосы со лба, ее длинное гибкое тело поблескивало в солнечном свете. — Но правда ли все так неотложно, как утверждает Риггс? У нас есть моторная яхта.
— Старая рухлядь. Первый серьезный шторм разнесет ее как ржавую консервную банку.
Ближе к полудню жара на террасе уже начала раздражать, и они ушли с патио внутрь дома. Двойные подъемные жалюзи профильтровывали в широкую гостиную с низким потолком минимум солнечного света, а охлажденный воздух приятно обдувал кожу. Беатриса растянулась на длинной бледно-голубой софе, покрытой слоновой шкурой, одной рукой теребя длинный ворс роскошного ковра. Эта квартира была одним из случайных пристанищ ее дедушки, а также домом Беатрисы со времени смерти ее родителей вскоре после ее рождения.
Она выросла под присмотром дедушки, одинокого и весьма эксцентричного магната (источник его богатства Керанс так и не установил; когда он спросил Беатрису вскоре после того, как они с Риггсом наткнулись на ее мансардное логово, она кратко ответила, что дедушка «просто был при деньгах»), а в более ранние дни — еще и страстного покровителя искусств. Вкусы его в особенности склонялись к экспериментальному и причудливому, и Керанс порой задумывался, насколько глубоко личность этого человека и его странные внутренние перспективы внедрились в его внучку. Над каминной полкой висело массивное полотно сюрреалиста начала XX века Дельво, на котором обнаженные до пояса женщины с пепельными лицами танцевали с щеголеватыми скелетами в смокингах на фоне призрачного, словно бы собранного из костей пейзажа. На другой стене безмолвно вопил один из вариантов самопожирающих фантасмагорических джунглей Макса Эрнста, подобных выгребной яме какого-то безумного подсознания.