Затем к нему в своем облегающем белом костюме подошел Странгмен — критически его осмотрел, а затем, в странном приливе жалости, вдруг пробормотал:
— Керанс, вы еще живы. Как вам это удалось?
Именно это замечание поддерживало Керанса весь второй день, когда белый ковер полудня казался подобен слоям белого каления в считанных сантиметрах друг от друга — подобен плоскостям параллельных вселенных, выкристаллизовавшихся из континуума немыслимой жары. Воздух жег кожу как огонь. Керанс тупо таращился на мраморные статуи и думал о Хардмене — как он движется сквозь столпы света на своем пути к устью солнца, исчезая за дюнами лучистого пепла. Та же сила, что хранила Хардмена, теперь, казалось, открылась и в Керансе, невесть как приспосабливая его организм к тому, чтобы переживать непрерывное пекло. И по-прежнему за ним наблюдали с верхней палубы. Однажды крупная саламандра в метр длиной устремилась к нему, медленно изгибаясь и натыкаясь на кости — безумные зубы твари походили на обсидиановые кремни — и единственный выстрел прогремел с палубы, размазывая ящерицу в корчащуюся массу у его ног.
Подобно рептилиям, недвижно сидевшим на солнце, Керанс терпеливо ждал, когда кончится день.
И снова Странгмен был явно озадачен, найдя Керанса качающимся в измученном бреду, но все еще живым. Вспышка нервного раздражения скривила его рот, и Странгмен раздраженно глянул на Большого Цезаря и команду, ожидающих у помоста в факельном свете — очевидно, не менее изумленных, чем он сам. Когда Странгмен принялся гикать и требовать барабанов, реакция матросов была уже куда менее проворной.
Наконец, вознамерившись сломить дух Керанса раз и навсегда, Странгмен приказал, чтобы с плавучей базы в дополнение к обычным возлияниям спустили еще два бочонка рома — судя по всему, он надеялся устранить из голов своих людей бессознательный страх перед Керансом и отцом-хранителем моря, которого Керанс отныне символизировал. Вскоре площадь наполнилась шумными спотыкающимися фигурами, что прикладывали к губам кружки и бутылки и отбивали чечетку на барабанах из кожи. В сопровождении Адмирала Странгмен стремительно переходил от одной компании к другой, подстрекая всех к дальнейшим сумасбродным выходкам. Большой Цезарь напялил голову аллигатора и ползал по площади на карачках, а за ним следовала гикающая группа барабанщиков.
Керанс устало дожидался развязки. По указанию Странгмена трон подняли с помоста и привязали к самосвальной телеге. Голова Керанса вяло лежала на подголовнике, он водил глазами по темным бокам зданий, пока Большой Цезарь собирал в кучу кости и водоросли у его ног. По зычной команде Странгмена процессия пустилась в путь, причем добрая дюжина матросов билась за право забраться между оглоблей самосвальной телеги. Кончилось дело тем, что телегу потащили через площадь, мотая то влево, то вправо, и опрокинули две статуи. Невзирая на приказы Странгмена и Адмирала, которые бежали по бокам телеги, беспомощно пытаясь ее удержать, она стремительно набирала ход, а затем вильнула в боковую улицу, где пронеслась немного по мостовой, прежде чем налететь на ржавый фонарный столб. Молотя по курчавым головам своих матросов массивными кулачищами, Большой Цезарь проложил себе дорогу к передней части оглоблей, ухватил по одной в каждую лапу и обеспечил телеге более прогулочный темп.