— Это не правда! — кричала взбешенная Катрин. — Арно! Арно! Скажи ему, чтобы он меня пропустил!
Арно стоял как вкопанный в нескольких шагах. Его перекошенное от боли лицо было похоже на маску комедианта, изображающего страдание. Однако голос звучал Уверенно:
— Нет, Катрин, любовь моя… Уходи! Ты не должна подходить. Подумай о нашем сыне!
— Я люблю тебя, — простонала Катрин. — Я не могу не любить тебя. Позволь мне подойти!
— Нет! Бог свидетель, я тоже люблю тебя, и я не могу вырвать эту любовь из сердца, но тебе надо уйти.
— Святой Меан может сделать чудо!
— Я в это не верю!
— Сын мой, — упрекнул его монах, удерживающий Катрин, — вы богохульствуете.
— Нет. Если я пришел сюда, то не столько ради себя, сколько ради моих товарищей. Помнит ли кто-нибудь о счастливом выздоровлении в этих местах? Надежды нет.
Он повернулся и потяжелевшим шагом направился к своим друзьям по несчастью, которые, удаляясь, пели псалмы, не подозревая о разыгравшейся драме. Катрин разрыдалась.
— Арно! — причитала она. — Арно… Умоляю… Подожди меня… Послушай меня!
Но он не хотел слушать. Опираясь на высокий посох, пошел вперед и даже не обернулся.
В это время Готье подошел к Катрин, высвободил ее из рук монаха и прижал, рыдающую, к груди.
— Уходите, брат мой, уходите скорее! Скажите мессиру Арно, чтобы не печалился.
Монах ушел, а запыхавшаяся Сара и брат Этьен присоединились к своим спутникам. Вслед за ними рысью подъехал шотландец. Катрин освободилась из объятий Готье, но слезы мешали ей, и она не увидела ничего, кроме дрожащей серо-красной фигуры, расплывавшейся на фоне снегов. Нормандец опять привлек ее к себе. С высоты на них свалился холодный голос шотландца: «Давайте ее сюда, и поехали! Мы и так потеряли много времени!» Готье, дернув головой, поднял Катрин и посадил на круп своей лошади, которую держал под уздцы солдат.
— Нравится вам или нет и пусть эта скотина сдохнет, но о госпоже Катрин позабочусь я сам! Мне кажется, вы не понимаете ее страданий. На вашей лошади ей неуютно.
Мак-Ларен выдернул наполовину шпагу и прогрохотал:
— Мерзавец, ты вызываешь у меня желание забить тебе в глотку эти дерзости!
— На вашем месте, мессир, я не стал бы этого делать, — ответил нормандец, недобро улыбаясь. При этих словах его рука как бы случайно легла на рукоятку топора, заткнутого за пояс.
Мак-Ларен не стал продолжать и дал шпоры своему коню.
Гостиница, где они остановились на ночь, находилась на берегу Дордоны. Но Катрин, так много проплакавшая, стала апатичной и ничего не замечала. Ее красные опухшие глаза открывались с трудом и ничего толком не видели. К тому же ее ничего и не интересовало больше.