– Я должна сесть в присутствии госпожи? – испуганно спросила девочка, которой на глаз было не больше четырнадцати-пятнадцати лет. Ей бы еще в куклы играть, да с мальчиками записками перекидываться, а не быть обитательницей ханского гарема…
– Садись, садись, – подтвердила я, – и ничего не бойся, потому что теперь обычаи и порядки несколько поменялись. Мне неудобно будет разговаривать с тобой, когда я сижу, а ты стоишь. Или, может, ты прикажешь встать мне самой?
– Да нет, что вы, Анна-хатун, – простодушно ответила Зейнаб, осторожно опускаясь своими узким задиком на самый краешек дивана, подальше от меня, – если вам будет так удобно, то я сяду…
– Ну вот и хорошо, Зейнаб, – произнесла я, ободряюще улыбнувшись девушке, – ты умная и послушная девочка. А теперь давай поговорим. Скажи, кем ты была раньше в этом дворце – наложницей или служанкой?
– Наложницей, госпожа, – потупила взгляд моя юная собеседница, – меня захватили в плен* не так давно, и почти сразу подарили господину. Правда, он приходил ко мне всего один раз, после чего сказал, что я слишком худа и молода для него, и что он лучше уступит меня своему младшему сыну, чтобы мальчик по ночам не занимался харамом**. Только это было совсем недавно*** и я пока еще была не готова покинуть этот дом.
Историческая справка:
* наложницей в исламе может стать только женщина, взятая в плен на войне. Дальнейшие акты купли-продажи, дарения, обмена и прочее не меняют ее статуса.
** Харам, хара́мный (араб. حرام) – в шариате – запретные действия. Противоположностью харамного является халяльное. В данном случае под харамом имеется в виду мастурбация.
*** при передаче наложницы от одного владельца к другому – если предыдущий хозяин брал наложницу в постель – по нормам шариата, должен пройти один менструальный цикл или же полный календарный месяц, необходимый для ее очищения, прежде чем это же будет позволено и ее новому хозяину.
– Понятно, Зейнаб, – кивнула я и спросила, – а теперь скажи, какой она была – твоя жизнь наложницы в ханском гареме?
– Ну как вам сказать, госпожа, – пожала плечами Зейнаб, устраиваясь на диване поудобнее, – тут я была сыта, красиво одета и обута, не мерзла и не утруждала себя тяжелой работой. С другой стороны, всем было все равно, чего я хочу, а чего не хочу, будто я какая-то вещь. Гульнар-хатун тоже не очень меня любила и все время наговаривала на меня господину… И вот, когда пришли ваши и спросили, хочу я уйти или остаться, то я осталась, несмотря на то, что прежде собиралась уходить куда глаза глядят. А все из-за того, что впервые да длительное время хоть кто-то поинтересовался тем, чего я хочу…