– Всех тех девочек, – сказало Эго, – которые недостаточно красивы для того, чтобы стать наложницами, и недостаточно сильны, чтобы заниматься тяжелым трудом на плантациях, в четырнадцатилетнем возрасте отправляют на убой. Все те мои подруги-товарки, которых вы сейчас видите, были забиты, разделаны и съедены больше года назад…
– Какой ужас! – выдохнула я, и тут же очутилась в большом, длинном как кишка, помещении, в одном конце которого бородатые мужчины в черной одежде и широких кожаных мясницких фартуках заставляли девочек снимать платья, потом брили наголо, мыли из шланга, после чего, оглушив ударом дубинки, подвешивали за ноги к потолку и, дождавшись когда девочка придет в себя и начнет дергаться, перерезали ей глотку. Было видно, что эта работа им нравится, и что делают они ее с удовольствием.
С криком: «Не смей, гадина!» – я вцепилась в вооруженную окровавленным ножом руку мясника.
Наверное, я зря так поступила, ведь Эго Руби предупреждало меня, что все эти девочки давно мертвы, а я всего лишь смотрю запись ее воспоминаний, сделанную больше года назад. А может, и не зря, потому что иначе мне никогда не удалось бы излечить Руби от смертного ужаса, впечатавшегося в нее в этой комнате. В любом случае меня наконец-то заметили, ведь до того, как я попыталась вмешаться в события, глаза мясников невидяще и равнодушно смотрели сквозь меня, не замечая моего присутствия.
– Дикая баба!!! – истошным голосом завопил мясник, после чего, перехватил нож левой рукой, нанес мне им удар прямо в живот. Я попыталась увернуться, всем весом повиснув на его правой руке и проклиная свою импульсивность, но лезвие все же чиркнуло по моему боку, заливая одежду потоками крови. Я почувствовала адскую боль, силы начали меня оставлять, и я поняла, что следующий его удар меня добьет… Но тут в моих ушах прозвучал чистый и ясный сигнал горна, призывающий к атаке – и рядом со мной вдруг образовался капитан Серегин, почему-то в полном боевом прикиде спецназовца-штурмовика из мира Елизаветы Дмитриевны. Одной рукой он завернул мяснику руку с ножом за спину, чтобы тот больше не мог меня ударить, а другой, небрежно зацепив бородача пальцами за подбородок, с треском развернул ему голову на сто восемьдесят градусов, свернув шею как какому-нибудь куренку. На это ему потребовалось не более двух-трех секунд.
Но мы были в этом помещении не одни. И если девочки, которых готовили для того, чтобы жестоко убить, куда-то исчезли, то остальной персонал этой человеческой бойни уже бежал к нам, тяжело топая своими грубыми башмаками и доставая на ходу свои ножи. Было этих бородатых мужиков в черной одежде, в кожаных забрызганных кровью фартуках, человек двадцать. Но в такие места Серегин никогда не ходит в одиночку. Когда тот тип, который ранил меня ножом, осел на пол со сломанной шеей, по обе стороны от меня начали появляться амазонки из роты первого призыва, вооруженные и экипированные также, как и в тот раз, когда они вместе с Серегиным ходили воевать херра Тойфеля. В этот момент ноги мои подкосились от слабости, и кто-то очень вовремя подхватил меня на руки. Конечно же, это был мой милый Виктор, который тоже присутствовал здесь.