- Т-то была клятва в царскую эпоху,- решил Кирька подбодрить Кыллахова.- После революции она недействительна, к-как николаевские деньги.
- Верно ты рассудил,- ответил старик и дернул поводья.
- П-почему назвали Медвежий лог? - поинтересовался паренек.
- Стлаником шибко зарос, а в нем берлоги,- разъяснил Кыллахов и надолго замолчал. А Кирьку начали одолевать сомнения: стоит ли ехать к медведям в гости, если даже на перекатах сверкают в воде самородки? К тому же старик сам говорит, что старатели наверняка не в этом ключе добывали, а сюда вели, чтоб только запутать след.
- Н-не могу ко рту поднести кусок медвежатины, сразу т-тошнит,- начал издалека Кирька.
- Э, парень, ты, видно, весеннего ел, который только из берлоги встал. Тот, верно, псиной пахнет,- согласился Ксенофонт.- А летом медведь ягоды ест, орехи ест, мясо вкусное получается, полезное.
- Д-для меня что весенний медведь, что осенний - один пес,- философствовал Кирька.- У обоих к-когти и к-клыки б-будь здоров!
Седые усы чуть шевельнулись, Кыллахов незаметно улыбнулся. Он понимал Кирькино настроение: ведь встреча с черным зверем не вызывает веселости даже у бывалых таежников. Нет, он постарается, чтобы парнишку не напугал косолапый хозяин тайги. Если же встретится, то Ксенофонт докажет, что черного зверя бояться не надо, человек сильнее. Очень хочет старик, чтобы Кирька без страха ходил по тайге и горам. Он доверит ему тайну, о которой не говорил никому. Тогда он ел землю и поклялся земле, что не приведет сюда человека. Сегодня он привели знает, что земля не обидится: человек пришел с добрым сердцем. «Ты посмотри, матушка-тайга, у парня глаза, как ягоды твоей голубики, его щеки словно брусника с твоих склонов, он горласт, как твои весенние дрозды, его помыслы чисты и стремительны, как твои студеные ключи,- давал Ксенофонт характеристику парню, едущему рядом с ним, и заверял свою древнюю таежную землю: - Кирилл - вестник хорошего и радостного, он станет твоим любящим нежным сыном»…
Они подъехали к узкой и глубокой долине, заросшей сверху донизу сплошным непролазным стлаником высотой в два человеческих роста. Кирька жался поближе к старику: рискованно пробираться в непролазных стланиковых джунглях.
- Кирилл!
- Ась?
- Старик Ксенофонт скоро утуп барда - пойдет совсем спать,- вздохнул Кыллахов.
«Не хватало еще тут этого разговорчика»,- сморщился Кирька, но вслух решил взбодрить старика:
- Говорят, дерево скрипучее - шибко живучее.
Кыллахов не возразил. Ему и самому хотелось «поскрипеть» еще годиков десяток, поглядеть, что за люди вырастут из внуков, увидеть электрические зори- на склонах древнего Туркулана… Но не придумала еще медицина лекарства против его хвори, обидно на медицину… Глядишь, годиков через десяток научатся лечить, да тех, кто не дожил, не воротишь…