В конференц-зале было чуть теплее, чем снаружи – за счёт того, что стены удерживали ветер. Не сказать, чтобы сильный; не сказать, чтобы такой уж холодный – но за несколько часов он пробирал до костей. Это был, конечно, не знаменитый тиц-конвестатль, замораживающий караваны, и даже не «Весенний Ветер Небесных Врат», который незаметно иззябливает человека насмерть, при этом растапливая снег и лёд, – но тоже ничего хорошего; надо будет одеваться более плотно. Что я из «Скалы» вынесла полезного, так это понимание: всегда, в любых обстоятельствах следует беречь в себе каждую частицу тепла.
И, наверное, всё…
Мы разместились по обе стороны длинного стола, солдаты-вестовые налили всем чаю, расставили вазы с конфетами. Коллега Штрум плеснул в свою кружку из фляжки; наверное, он думал, что сделал это незаметно для окружающих.
– …освещённость должна быть выше на четыре процента, – говорил кто-то справа. – Я так и этак заряжаю, и не получается…
– …облачность?…
– …обычная, поэтому я и думаю, что аномальное распределение…
– Коллега, – тронул меня за локоть сидевший справа доктор… доктор… забыла. – Не передадите конфеты?
– О, конечно.
– Спасибо… – он взял одну, развернул; мне показалось, что пальцы его дрожат. – С трудом преодолеваю желание спрятать хотя бы парочку в карман, – сказал он тихо с грустной усмешкой.
Доктор Камре, вспомнила я. Нейрофизиолог. Я кивнула скорее сама себе, но он понял это как предложение объясниться.
– Я из Гиллемтага. Слышали, наверное?
– Приходилось.
– Вот с тех пор и… Голодный психоз. Не могу избавиться. Хотя, казалось бы…
– А вы прячьте, – сказала я.
– Не помогает, – вздохнул доктор Кемре. – Пробовал. У меня всегда запас… консервы, сухари… Без этого спать не могу. Но по карманам не нужно – стоит только начать… не остановиться. Понимаете, да?
– Я могу попробовать снять этот страх, – сказала я. – Хотите?
– Химия? – подозрительно спросил коллега.
– Нет. Интенсивная гипнотерапия.
– Э-э… Вы?…
– Доктор Мирош. Нолу Мирош. «Леволатеральный синдром как частный случай допамин-обусловленной персеверации…»
– «…возникающей вследствие отмены воздействия нейроаффективного излучения», – подхватил он. – Так это вы. Замечательно. Очень остроумная работа, моё восхищение. Буду гордиться.
– Коллега…
– Между прочим, не шучу. И как насчёт практических результатов?
– Не успела. Вот в связи с этим джакчем… – я крутнула пальцем.
– Интересно… – сказал он медленно. – Получается, нас уже пятеро.
– В смысле?
– Пятеро тех, кто работал над пост-НАИ-синдромом, достиг определённых успехов, но не успел закончить исследования. И подозреваю, что… – он посмотрел по сторонам, – что, может быть, это и есть критерий отбора?