Рискнул и сказал:
– Нехау!
Они ответили и протянули руки кулаками вперёд. Я им чисто символически по кулакам постучал.
Всё было исполнено правильно, и теперь я тоже мог участвовать в беседе.
– Мой брат Чак, – Князь сделал приветственный жест в мою сторону. – Великий охотник.
– Перестань, – сказал я. – Я самый простой охотник. Гости, я накормлю вас через полчаса, а пока пусть мой брат развлечёт вас беседой. Может быть, даже мудрой беседой.
– Это воин Буску, – сказал один из охотников, вроде бы постарше, – а я его отец. Буску хочет спросить простого охотника Чака, не встречались ли ему сегодня жёлтые волки с круглыми головами?
У горцев есть такая манера – перекладывать друг на друга ответственность за вопросы. Не знаю, откуда это у них, так-то они все ребята прямые, как брусья.
– Да, – сказал я, – встречались.
С ними надо или говорить открыто, или плести такие кружева, что сам потом не выберешься.
– Трое, – добавляю. – Двое ушло.
И вот тут я первый раз в жизни вижу, как у горцев делаются круглые глаза.
Ну, коротенько рассказываю про встречу на охоте – и, кстати, во время рассказа понимаю, что козу со скалы эти волки и сбросили, вскружив бедняжке голову, а я у них, получается, отобрал законную добычу. Ну так им надо было сразу и сказать, а не буром переть… На середине моего короткого рассказа Буску сорвался и бегом понёсся по моему следу – кажется, принюхиваясь.
А я бы не удивился. Баню мы ещё не топили…
Тут я вспоминаю, что хоть птички малые песни поют и с них сыть имеют, но мы-то не птички – хотя и жаль временами, что это так. Извиняюсь и иду резать мясо. Заодно подмигивая архи – пойдём, мол, поможешь.
Пусть Князь со старшим горцем наедине потолкуют.
Мясо я заделал по самому простому способу: ломтями на решётке над углями. Углей в жаровне было полно, и под крышкой они даже не промокли – вздуть их заново оказалось делом пяти минут. Эхи по моей команде подбрасывал на них ароматные веточки, и это было взамен специй, которые кончились уже месяц назад. Есть ещё свеженабранный «пастуший перец», но эта травка сильно на любителя – как по мне, то в неё одна только горечь.
Мясо начало давать сок, я перевернул ломти – и тут вернулся Буску. Он волок шкуру в одной руке и череп в другой.
Старший охотник на шкуру не взглянул, а череп осмотрел со всех сторон, а потом развернул к себе глазницами и стал что-то говорить нараспев, я не слышал.
Наконец мы уселись за стол. Я знаю, как пьют горцы: разбавляют любое крепкое ключевой водой раз так в десять. Но сейчас они лишь символически капнули воды в свои стаканы и на два голоса спели застольную хвалебную песню.