Потом я посмотрел на холм-шлем, но было уже слишком темно, чтобы разглядеть человечка.
Я развернулся в другую сторону – ствол покачался, но устоял, – и посмотрел на Казл-Ду. Силуэты башен почти сливались с горным склоном по ту сторону ущелья. Мне показалось странным, что не видно никакого освещения – хотя вроде бы уже достаточно темно, чтобы зажечь в помещениях лампы. Кроме того, мерещилось, что пространство между башен слегка задымлено. Ну, или затуманено. Просто не бывает так, чтобы туман на возвышенности был, а в низине его не было. Так что скорее всё-таки дым…
Плохо дело.
Я уже почти начал спускаться (а спускаться по голодреву то ещё удовольствие), когда краем глаза увидел движение примерно там, откуда мы с Чаком пришли. Я снова зафиксировал себя и приник к окулярам. То ли батарейки у фотоусилителя сели, то ли он сам по себе был дохлый. Но я не столько узнал, сколько угадал Зораха по характерной походке…
Я сделала так, как сказал Лимон: прошла вперёд вслепую шагов на двадцать и включила фонарь. Свет мне показался тусклым, хотя перед входом при проверке луч был что надо. Я двинулась вперёд. Наверное, это действительно была труба, составленная из отдельных звеньев, только очень длинных и переменного сечения: иногда я видела над собой покатый потолок, переходящий в выпуклые стены, но чаще и стены, и потолок оказывались недоступными взгляду; зато в этих местах было такое сильное эхо, что отдавались не только шаги, но даже сердцебиение. Под ногами было что-то наподобие полупрозрачной кремниевой резины, желтовато-белёсой, с разводами; если по ней постучать, она отдавалась ответным стуком, а если медленно нажать – образовывалось углубление. Я постояла с минуту и ушла в глубину сантиметра на два. Дальше я экспериментировать не стала.
Казалось, что воздух здесь другой, слишком лёгкий для дыхания, слишком пустой или летучий, не знаю, как описать – но кислорода хватало, никакой одышки не чувствовалось. Пахло чем-то непонятным – наверное, сухой смолистой корой и сухими цветами; впрочем, запах едва чувствовался. И этот воздух непостижимым для меня образом плохо пропускал свет. Он был прозрачным, луч не рассеивался на пылинках или капельках тумана – нет, луч просто иссякал. Если своими глазами не видеть, то описать очень трудно. Хорошо, что меня предупредили…
Я пыталась считать шаги, но в движении, в лёгкой пружинистой отдаче подошв, в переменном эхе, в запахах, заставляющих вспоминать все другие запахи, в непонятном и тревожном поведении света возникало что-то, что сбивало со счёта; я ловила себя на том, что произношу подряд одни и те же числа, и наконец перестала; но, самое интересно, идти так вот, без ориентиров, забыв о цели и времени, было приятно… было приятно почти так же, как смотреть «Волшебное путешествие»… я вспомнила… я вспомнила – и испугалась. Вернее, нет – ко мне вернулась способность испугаться. До этого она дремала, как убаюканная…