— Митрофанов, — сказал Беляев, поставив пустой бокал на стол.
— Что — Митрофанов?
Васильева переспросила совершенно спокойно. Никак не среагировав на «эффект неожиданности», на который так рассчитывал Беляев.
— Митрофанов проводил с ним гораздо больше времени, чем вы. Коллеги по работе, соратники — иногда они для нас больше, чем супруги и друзья. В определённом смысле. Митрофанов мог что-то замечать? Подозревать?
— Я полагаю, вам следует об этом спросить у самого Митрофанова.
— Я уже спрашивал. Он дал отрицательные ответы. Единственное, что меня насторожило, это…
Он на некоторое время замолчал.
— Теперь я ищу корректную формулировку, — улыбнулся он вопросительному взгляду Александры Аркадьевны. — Он ответил: «Я не замечал, я не подозревал».
— Это в естественной манере Митрофанова. Он, знаете ли, работает с кругом лиц с разнообразной патологией, — она покрутила пальцем у виска, — и потому одной из его профессиональных привычек является, в том числе, чёткие и корректные постановки условий, целей, задач. Он в целом очень как бы это сказать? Алгебраист. Он не знает, мог ли заметить кто-то — из огромного множества людей, хоть раз в жизни пересекавшихся с Васильевым, что-нибудь подобное, и акцентуацией своего «я» он лишь чётко дал понять, что он — не замечал и не подозревал. И вы решили, что замечала я?
— Я ничего не решил. Но сказать по правде, даже от вас, — извините за откровенность, — у меня меньший мороз по коже, чем от Михаила Александровича. Он в открытую заявил, что он — психопат.
— Что же в этом морозного? — улыбнулась она. — Буквально недавно я вам сказала то же самое, подчеркнув свою эмоциональную холодность. В определённом смысле, Андрей Иванович, мы все психопаты. Иначе бы нас давным-давно разорвало бы изнутри. Потому что всё то, что происходит, весь мир непосредственно вокруг нас, и мир в целом — вызывает усиленный ток крови, спровоцированный выбросом соответствующих гормонов, — и будь и вы, в том числе, не психопатом, — ваш миокард, масса ваших прочих органов и систем попросту бы не выдержали, износились. Любое сообщение о жестоко убитой собаке, о теракте, о бомбёжках в каких угодно городах и весях — и вы бы чувствовали всё то, что умирающая в муках собака, жертвы терактов и бомбёжек — в том числе дети, — и вас бы просто не стало. Вы бы чувствовали всё то, что жертвы Васильева. Но наш «процессор», — она прикоснулась пальцем ко лбу, — а может быть и более глубинные структуры, или механизмы, к пониманию которых мы подошли разве умозрительно, — включает торможение. И мы — живы. — Она развела руками. — Так что все мы, господин Беляев, психопаты. Просто Митрофанов возможно чуть более выраженный, чем вы. И не скрывает этого сам от себя. Он же учёный! А кроме того, вы забываете о специфике его работы. Кассиршу супермаркета напугает слово «расчленёнка» — ну, я надеюсь всё ещё напугает, потому что страх — тоже необходимый инструмент выживания. Но это слово не напугает вас. Вас насторожило слово «психопат», в то время как для Митрофанова это часть профессиональной лексики.