— Шут! — Резко бросил Иван.
— Ты что, так же боишься страшных рож, как в детстве?! — Рассмеялся Антон. — Надо будет устроить ночь страшных баек с фонариками. — Антон стал серьёзен: — Возвращаюсь к первоначальной версии. Всё дело в работе. Собирайся! Поразнюхаем в психиатрическо-неврологическом гнезде.
— Это как?! — Испугался Иван, хорошо зная друга.
— Как, как! Известно как: с помощью хитрого проникновения с нехитрым взломом.
— Ты с ума сошёл! Там охрана, сигнализация!
— И вход тоже через коровник и сенохранилище? — подмигнул Антон.
В глазах Ивана плескался уже воистину панический ужас. Антон хмыкнул:
— Тебе знакома гипотеза Селигмена о выученной беспомощности?
— Конечно. Мне знакома вся, прости за контекстную тавтологию, известная нейрофизиология. В особенности — нейрофизиология рефлексов. Он бил собак током.
Ивана снова передёрнуло, как при упоминании вскрытий, но он взял себя в руки, чтобы не нарваться на насмешки товарища. Да, наука жестока. Он это знал, когда становился учёным. Но это не значит, что лично он должен любить жестокие опыты!
— Псы Селигмена получали электрический разряд при попытке покинуть вольер.
— Да-да, «получали электрический разряд» звучит не так грубо, как «он бил собак током», — всё-таки ввернул Антон.
Иван решил не обращать внимания и продолжил:
— А затем пересаживал из вольера в манеж.
— И пёсики не могли покинуть территорию мучений, — подхватил Антон. — Хотя от свободы нынче отделял низенький заборчик. Ни один даже не попытался. Когда в манеж поместили собаку, не участвовавшую в первом этапе эксперимента, собаку из группы сравнения, то есть — не битую током, — она тут же сбежала.
— Теория Селигмена о выученной беспомощности перевернула представления о свободе воли! — Иван подсел на волну научного энтузиазма, не замечая иезуитского настроения товарища. — Воля и желания атрофируются, если ты изначально запуган…
— Или обласкан, — вставил Антон.
— …и приучен подчиняться.
— Ага. Положительной или же отрицательной обратной связью — последняя безусловно эффективней, — приучен подчиняться. Ты всё ещё удивляешься, почему я не захотел получать эти ваши высшие образования, степени или быть всерьёз подчинённым хоть одной из подсистем норм и правил надолго?
— Ты к чему это? — уставился на друга Иван.
— Я — пёс, выросший свободным! Айда в пятизвёздочный дурдом, мой привыкший к электроошейнику дружочек!
Антон понёсся на выход. У Ивана не оставалось выбора. Хотя он и не одобрял затею. А что будет, если их поймают? Господи, неужели Антон прав?! И Иван, так восхищавшийся теорией Селигмена, сам относится не к группе сравнения, и не к группе контроля. А к самой что ни на есть группе обследования, отменно демонстрирующей выученную беспомощность. А, значит, и шаблонность мышления. И, соответственно — и это уже звучит как приговор для учёного, — невозможность выйти за рамки!