Иван хотел, было, выразить положенные соболезнования. Но Антон мягко тронул его за плечо. Артур замер в драматической позе. И даже взгляд обратил в потолок. Длилось это секунд тридцать. Хватило бы на хороший крупный план лицом. Кстати, лицо у Артура было донельзя знакомое. Но ни Иван, ни Антон не могли припомнить — откуда. Пока Артур страдал в мрачное натяжное небо, они делали друг другу вопросительные мины.
— Её душу иссосала нереализованность и она окончила существование своего тела.
Артур выдержал ещё одну томительную паузу. Не менее артистичней прежней, зато куда короче.
— Рак!
Товарищи непроизвольно выдохнули разом.
— Фууф!
— То есть — не суицид? — несколько идиотически уточнил Иван.
— Как не суицид?! — Артур посмотрел на него как на исключительного олигофрена, вскочил с кушетки и стал расхаживать по гостиной, как пишут в партитурах: commoto[4].
— Рак возникает от нереализованности. От обид. От всего того, чем сам человек себя же и губит. Моя нынешняя супруга на взгляд толпы менее успешна, нежели предыдущая, но она счастлива, у неё есть немногочисленные, но искренние поклонники её таланта. А мать Настеньки не могла смириться с тем малым признанием, что не соответствовало гигантским масштабам её дарования — и убила себя раком.
— Какой, простите, рак был у вашей покойной жены?
— Да никакого рака вообще нет! — Внезапно Артур надрывно взвился, да так, что, казалось, ядовитые светильники взорвутся. — Всё это плесень, которой человек позволяет себя разъедать! И не более того! Но и не менее!
Иван открыл, было, рот. Но Антон грозно осёк его взглядом.
— Так что с вашей дочерью?!
— А что с моей дочерью?! — Озадаченно переспросил Артур.
— Разлады психики, — с торопливой досадой подсказали товарищи слаженным дуэтом.
— Ах, это! Настенька всегда была очень ранимым ребёнком, эмоционально во всё вовлечённым. Некоторым образом даже, знаете ли…
В гостиную вошла встретившая их дама. С подносом, на котором был чайный сервиз.
— Анастасия — эмоциональный вампир! — Отчеканила она, поставив поднос на наверняка очень раритетный столик. Видимо, его нельзя было реставрировать, дабы не портить стоимость и что-то ещё исключительно антикварное. Потому что все представления Ивана об антиквариате ограничивались исключительно стоимостью. Чем дороже хлам — тем он ценнее. У Антона, видимо, сведений было куда больше.
— Это, если не ошибаюсь, павловская эпоха?! — Он с восхищением воззрился на груду деревяшек. Так, по крайней мере, и виделся Ивану этот кургузый мебельный инвалид.
— Да, — с удовлетворённым достоинством произнесла дама, со значением опустив веки, будто отдавая дань былым подвигам нынешнего калеки. И сразу как-то приязненней стала относиться к молодым людям, которых поначалу собиралась опоить чаем только из вежливости. Но Иван сумел нивелировать достижение Антона.