За свою короткую жизнь Альберт спал во многих местах — в таких, где Майк и глазу бы не сомкнул: под сомнительными мостами, в пустых брёвнах, заброшенных домах и даже в кишащей насекомыми тюремной камере одного маленького городишки. Он, как пёс, спал глубоко и прерывисто повсюду, и даже сейчас стоял уже освежённым и ерошил волосы на голове.
— Ну и что ты там надумал? — спросил он, доставая огрызок карандаша. — Если я набросаю небольшой план, сможешь ему следовать? Откуда начнём?
Действительно, откуда? Ребёнком Майк играл с сёстрами в прятки в маленьком цивилизованном лесу, укрываясь за густыми рододендронами или полыми дубами. Однажды, взволнованный тем что его долго не могут найти он выбежал на встречу сёстрам, которые рыдали и всхлипывали, боясь, что он погиб или навсегда потерялся. Почему-то сейчас он всё это вспомнил. Возможно, история о Висячей скале закончится так же. Мысль, которую он не мог рассказать Альберту, была для него неоспорима: поиски с собаками, туземцами и полицейскими — лишь один вид поисков, и возможно не самый верный. Всё может закончиться, если это когда-то произойдёт, совершенно неожиданно и без всякого отношения ко всем этим целенаправленным поисками.
Было решено, что каждый из них возьмётся за определённый участок обозначенный на плане Альберта, и с особым вниманием осмотрит пещеры, нависающие камни, упавшие деревья и всё, что могло стать хоть малейшим укрытием для пропавших девочек.
Альберт вызвался изучить ту юго-западную часть Скалы, откуда по свидетельству нескольких присутствующих, днём 14 февраля из-за деревьев выбежала заплаканная и растрёпанная Эдит. Он также насвистывая изложил необходимость осмотреть нижние склоны, где по слухам раньше находилась лесная тропа, давно заросшая папоротником и ежевикой. Не успела его выцветшая голубая рубашка исчезнуть между деревьями, как Майкл остановился. Оглянувшись через плечо, Альберт подумал уж не поплохело ли ему. Чёртов мартышкин труд…
На самом деле его друг вслушивался в звуки лесной жизни, наполнявшие тёплую зелёную глубь. В полуденной тишине все живые существа, кроме человека, который давно отрёкся от данного богом чувства равновесия между отдыхом и движением, замедлили свой обычный ритм.
Коричневые бархатные курчавые листья гибли от его прикосновений, на опрятные паучьи и муравьиные гнёзда наступали ботинки. Рукой он задел кусок коры, сдвинув с места извивающуюся колонию гусениц в густых меховых шубах, жестоко выбросив их на полуденный свет. Проснувшаяся от тяжкой поступи чудовища ящерица, метнулась из-под камня в безопасное место. Подъём становился круче, подлесок гуще. Благородный юноша тяжело дышал, желтые волосы на блестящем лбу взмокли. Продираясь через доходящий до пояса папоротник-орляк, каждый его шаг среди пыльной зелени нёс смерть и разрушение.