— И что вы узнали? — саркастически осведомился Соде, когда я окончила сеанс.
Я просвистела часть мелодии.
Ф.С. выглядел испуганным.
— Красивая мелодия, — сказала я, — никогда раньше ее не слышала. Если это сочинили вы, я больше не стану ее насвистывать.
— Это из одного квартета, — проговорил Соде, к которому вернулось ослиное выражение беззащитности и терпения. — Мне нравится классическая музыка. А вы…
— Я видела девушку, — сказала я. — С моим лицом. И знаете, что я хочу увидеть теперь?
Он покачал головой. Мрачно и виновато.
— Ваше детство.
Это удивило его.
— Хорошо, — кивнул он через некоторое время. — Вы получите мое детство. Почему бы нет? Вы ведь все равно любыми путями получите то, что хотите. Послушайте. Вы ведь все записываете, да? Могу я просмотреть запись? Я хочу видеть то, что видите вы.
— Пожалуйста, — ответила я. — Но вы поймете гораздо меньше, чем думаете. Я училась вести наблюдения целых восемь лет. Вы начнете с собственных записей. Я несколько месяцев рассматривала свои, прежде чем смогла что-либо разобрать.
Я посадила Соде на свое место, надела на него наушники и прокрутила последние 30 секунд.
После просмотра он стал задумчивым и вежливым.
— А что означало движение бегущих вверх и вниз линий, фона — вы это так называете?
— Визуальное сканирование — ваши глаза были закрыты — и исходные чувственные данные подсознания. Измерения тела и подсознания все время частично перекрывают друг друга. Мы рассматриваем все три измерения отдельно, потому что полностью они совпадают лишь у совсем маленьких детей. Яркий переливающийся треугольник в левом углу голограммы, вероятно, отображает испытываемую вами боль в ребрах.
— Но я представляю себе это совершенно по-другому!
— Вы же не видите свою боль, вы даже не чувствовали ее сознательно. Но мы не можем перенести боль в ребрах как таковую на голографический экран, а потому даем ей визуальный символ. То же самое со всеми ощущениями, аффектами, эмоциями.
— И вы умеете все это распознавать?
— Я уже говорила: чтобы научиться психоскопировать, мне понадобилось восемь лет. И поймите, что мы видим лишь фрагмент. Никто не может поместить всю человеческую психику, человеческую душу на четырехфутовый экран. Никто не знает, есть ли границы у души. Кроме границ вселенной.
— Возможно, доктор, — сказал Соде через пару секунд, — вы не такая уж дура. Вероятно, вы просто слишком погрузились в работу. Это может быть опасно — понимаете? — так погружаться в работу.
— Я люблю свою работу и надеюсь, что служу правому делу, — ответила я, внутренне готовясь увидеть проявление симптомов неприятия.