Вот она, Москва. И переулочек кривоват, и домишки разномастны, и человечки ненужно суетливы, а вот она Москва, без которой скучно жить. Захотелось на улицы, и Сырцов заторопился под душ.
С влажной причесанной головой торжественно завтракал на кухне, тихо гордясь ухоженным уютом и сознательно созданной целесообразностью любимого жилища, удобного для его натуры и образа жизни.
Пил не вздрючивающий нервишки кофе, а обстоятельно гонял чаи, поднимающие общий тонус. После третьей чашки, когда понял, что тонус поднял, поднялся и сам. Глянул на часы. Половина одиннадцатого. Чудесный бездельный день впереди. День бесцельных прогулок, день зеваки, день лентяя, день остолопа с пустой башкой, день прогульщика. Его день Москвы.
Еще раз вышел на балкон. Какая погодка? Безветренная теплынь. Натянул светло-зеленую хлопчатую фуфаечку о четырех сверху расстегнутых пуговицах (чтобы шея и грудь были на воле), влез в отглаженные портки-тропикал, воткнул ноги в бежевые легчайшие мокасины и стал перед зеркалом, не без удовольствия разглядывая свои сто восемьдесят семь и девяносто два без жировых отложений. В хорошей форме был.
И зазвонил телефон. Раньше бы ему уйти! Раньше. До этого звонка. А Сырцов снял трубку.
— Слава Богу, дома! — обрадовался в трубке знакомый баритон.
— Виктор, что ли? — догадался Сырцов. Профессия обязывала узнавать.
— Догадался, сыщик. Значит, в форме, — как бы про себя отметил Виктор. Виктор Кузьминский — довольно известный сценарист и прозаик, с которым Сырцова через учителя, Александра Ивановича Смирнова, Деда, связывало давнее приятельство.
— В форме, в форме, — подтвердил Сырцов. — И поэтому сразу предупреждаю: в глухой завязке.
— Ну и черт с тобой! — решил Кузьминский. — Я к тебе по делу. Хотя, если без пижонства, одно другому не мешает.
— Ты лучше о деле, — посоветовал Сырцов. — Но если это дело — работа, хрен ты меня заполучишь. Отдыхаю.
— Не знаю, Жора, ничего не знаю. Но, во всяком случае, очень прошу быть сегодня у меня к часу дня. И будь добр, не опаздывай.
— Бабы, что ли?
— Не бабы, Жора.
— Ничего не понимаю. Объясни.
— Не по телефону. Жду, да? Я буду ждать!
— Только очень жди! — разозлился Сырцов и размахнулся, чтобы шмякнуть трубку. Но вовремя остановился, разумно пожалев роскошный «Панасоник».
Время погулять еще имелось. Но ограниченное время — это не время, это кусок времени, своей точной определенностью мешающий его бесцельно и бессмысленно транжирить. Никакого кайфа то есть.
* * *
Но все-таки пошел. Кузьминский жил в Мещанских улицах, недалеко от Садового кольца. Держась кольца, Сырцов и брел. Мимо Кудринской, мимо Триумфальной, мимо Каретного, мимо Цветного. От Самотеки через Олимпийский переулок вскарабкался на малую горку, и вот он, двенадцатиэтажный длинный грязно-белый барак. Дом Кузьминского.