Закрыл ли он окно, уходя? Вспомнил, что вообще его не открывал, успокоился и присоединился к энтузиастам любимой народной игры. Постучав костяшками с часок, пошел спать.
Но, для порядка, задернув занавески на окне, проверил «вальтер» и спрятал его под подушку. Погасив свет, раздвинул занавески и, с прикрытыми глазами привыкнув к темноте, раскрыл их. Неподалеку и чуть внизу светилась непонятным светом необъятная Волга. Сырцов вздохнул и снял портки.
Не спалось. Не спалось оттого, что мучила мысль о собственном бездействии. Ну, ладно, прокатился на теплоходе ради собственной безопасности и надеясь все хорошо обдумать. Обдумал и ничего не придумал, кроме одного: за ним охотилась серьезная, очень даже серьезная организация, головка которой в Москве, а филиалы — по всей стране. Хотя это могло быть и его собственным домыслом — насчет филиалов. Ну что ж, проверка покажет.
Он уговаривал сам себя, не желая признаться, что медлит. А медлил потому, что никак не мог найти относительно безопасный для него проход меж двух огней, милиции и таинственной организации.
Господи, как ему хотелось к Деду! Но и там ждут, Дед уж, наверное, у них на просвете. Но и Дед ждет, теперь уже ясно, что он в курсе. Дед просто так ждать не умел, значит, предпринял кое-что для выхода на встречный курс. Сырцов почувствовал, как у него растянулся в непроизвольной улыбке рот. Улыбался, вспоминая Деда. Улыбался оттого, что насмехался над собой: до чего же приятна мысль о том, кто может за тебя принять главное решение.
Он приказал себе проснуться в три. Ему, всласть отоспавшемуся на теплоходе, двух с половиной часов сна достаточно.
Проснулся как положено. В окошке занимался рассвет. Все может быть, но лучше подготовиться к худшему. Сырцов надел на себя необходимое, то, без чего не обойтись в критических ситуациях. Разложил по многочисленным карманам ставшей уже родной кожаной куртки все, что могло в них поместиться, еще раз, с маниакальной тщательностью, осмотрел пистолет, аккуратно пристроил его в сбрую и тихо вышел из номера. Жалко сумку, но руки должны быть свободны. Под его тушей злобно скрипели ступени. Спустился наконец. На столе дежурного администратора жалобно в предутреннем свете горела лампа, но никто не дежурил. Наверняка жизнелюбивая Раиса спала в красном уголке.
Комары отработали свое и улетели спать в свои неведомые спальни. Поэтому можно быть неподвижным. Сырцов устроился на бревне в затемненном молодыми деревцами углу двора и слушал мир. Мир был беззвучен. До восхода солнца далеко, но небо уже стало пронзительно и ярко-белесым. Час волка. Но волк не выл. А может, и не завоет?