Наконец Луизе, попросившей посторонних оставить ее наедине с больным, удалось успокоить Бенедикта, повторяя десятки раз имя Валентины.
– А где она? – вдруг спросил Бенедикт, резким движением поднявшись на ложе, словно пораженный ее отсутствием.
– Бенедикт, – ответила Луиза, – она там же, где вы: на пороге могилы. Неужели вы хотите, приняв страшную кончину, отравить ее последние минуты?
– Она умрет, – проговорил он, и мучительная улыбка исказила его лицо. – О, Бог милосерден, мы будем вместе!
– А если она останется жить, – возразила Луиза, – если она прикажет вам жить, если в награду за ваше послушание она вернет вам свою дружбу?
– Дружбу? – с презрительным смехом отозвался Бенедикт. – На что мне ее дружба? Разве я не подарил вам свою дружбу? А какой вам от нее толк?
– О, как вы жестоки, Бенедикт! – печально воскликнула Луиза. – Но чего бы я только не сделала ради вашего спасения! Скажите, а что, если Валентина вас любит, а что, если я ее видела, слышала произнесенные ею в бреду признания, на которые вы не смели даже надеяться?
– Я сам слышал их! – ответил Бенедикт, внешне спокойный, – он все еще мог скрывать самые сильные волнения. – Я знаю, что Валентина любит меня так, как я надеялся быть любимым. Надеюсь, вы теперь не будете насмехаться надо мной?
– Упаси Боже! – ответила удивленная Луиза.
Предыдущей ночью Луиза была у Валентины. Ей без труда удалось уговорить кормилицу, которая, будучи преданной также и Луизе, с умилением смотрела, как та сидит у изголовья кровати сестры. Вот тогда-то общими усилиями им удалось втолковать бедняжке, что Бенедикт жив. Сначала Валентина испытала бурную радость, целуя и обнимая этих двух преданных ей женщин, потом ею вновь овладело оцепенение, и на заре Луизе пришлось удалиться, так и не добившись от сестры ни слова, ни взгляда.
На следующий день ей сообщили, что Валентина чувствует себя лучше, и поэтому Луиза всю ночь провела у постели Бенедикта, которому стало хуже. Но когда она узнала, что болезнь Валентины вновь приняла угрожающий оборот, она, оставив Бенедикта, мечущегося в лихорадке, побежала к сестре. Разрываясь между двумя больными, мужественная Луиза забывала о самой себе.
У постели Валентины она застала врача. Когда вошла Луиза, больная была спокойна и спала. Отведя доктора в сторону, решив, что должна открыться ему, она доверила скромности врача тайну двух влюбленных, надеясь, что это поможет ему применить к ним более действенные способы лечения, лечить, так сказать, души, а не тела.
– Вы поступили очень разумно, – ответил врач, – открыв мне эту тайну, но в этом не было необходимости, я все равно разгадал бы ее, если даже вы промолчали бы. Я отлично понимаю ваши затруднения в столь щекотливом деле, особенно учитывая предрассудки и обычаи. Стремясь улучшить их физическое состояние, я постараюсь успокоить эти две заблудшие души и вылечить одного с помощью другого.