— Ты? ― тело приподнялось. Оно явно спало и было испугано не меньше меня.
— Вы? Откуда Вы тут, Матвей Дмитриевич?
Мужчина провёл рукой по густым волосам, освобождая их от застрявшей соломы.
— Вообще-то это мой стог, и я тут сплю. В доме душно.
— Ой, простите. Я сейчас же слезу вниз, вот только помогите, пожалуйста, а то я опоры не чувствую.
Мужчина присел и взял меня за локти. Я оказалась так близко от него. Запах сена, звёзды, светившие из-под козырька, жар огромного мускулистого тела… Не знаю, о чём я тогда думала. О том, что влюбилась и хочу быть с этим человеком, или о том, что мне необходимо стереть с себя воспоминания о недавнем насилии? Нет, скорее всего, я не думала ни о чём. Мозги словно отключились, когда мои руки провели по широкой груди мужчины. Матвей пытался держать дистанцию, но учащённое дыхание и бешеный стук сердце выдавали его с головой.
— Что ты задумала, девочка? Я не могу. Ты же совсем ребёнок.
— Знаю-знаю, и ты годишься мне в отцы.
Хватка мужчины ослабла. Я покачнулась и потеряла равновесие. В тот же момент мои губы оказались около его. Эта близость просто сводила с ума.
— Я не могу, малыш, это неправильно. Мы не можем вот так на сеновале…
Я уже не слушала. Обняв его за плечи, я провела языком по твёрдым губам, призывая впустить меня внутрь. Матвей застонал и прижал меня к себе ещё ближе. Этот поцелуй совершенно лишил меня рассудка. Мои руки лихорадочно бродили по голому торсу мужчины, обследуя каждый уголок великолепного тела. Майка почему-то стала тесной и неудобной, как и шортики. Самым правильным решением в данный момент было стянуть с себя всё, увеличить контакт максимально.
— Раздень меня. Пожалуйста.
Я ожидала чего угодно, но только не этого. Мужчина отодвинулся, тяжело дыша, и перекатился на край площадки.
— Прости, ребёнок, я не могу.
Он быстро спустился и исчез в доме.
Всю оставшуюся ночь я пролежала без сна, глотая слёзы обиды и разочарования. А, когда забрезжил рассвет, осторожно спустилась и через внутреннюю калитку вошла во двор бабы Мани. Стыд и злость смешались, но злилась я исключительно на себя. Какой чёрт дёрнул меня лезть к соседу со своими ласками? Что делать? Я понимала, что теперь не смогу посмотреть ему в глаза. Ущемлённое самолюбие подлило масла в огонь. Набрав телефон отца, я отсчитала пять гудков. Голос был бодрым. Казалось, родитель не спал.
— Яна? Что случилось?
Я уже рыдала в голос.
— Папа! Забери меня отсюда. Мне так плохо. Я ногу подвернула, а Машка вообще в больницу попала. Я согласна вылететь на острова хоть завтра.
Молчание.