— А он умер? — спросил Брайан.
— Может быть, — мрачно сказала мадам Астарти. От жары и шума в «Крабе и ведре» ей явно становилось нехорошо.
— Еще по одной? — бодро спросил Брайан, обращаясь скорее к себе, чем к кому другому.
— Ты и так уже перебрал, — сказала Сандра. — Я выпью портвейна с лимоном, и ты тоже, но полстакана, не больше. Рита?
— Не откажусь.
— Сигаретку?
— Давай.
— Ты слыхала про ту женщину? — спросила Сандра. Ее лицо то расплывалось, то снова обретало резкость. — Которую выудили из моря. Ужасное дело.
— А уже знают, кто она есть? — спросил Брайан, залпом опрокинул свои полстакана и с надеждой уставился на дно, словно ожидал, что напиток появится там снова.
— Кто она была, Брайан, — поправила Сандра. — Ее больше нет. Если я правильно запомнила, ее звали Анн-Мари Девин.
— Как?! — Мадам Астарти опрокинула напиток на себя.
— Анн-Мари Девин, — повторила Сандра. — Она была жрицей любви. Рита, эй, отомри?
— Жрицей любви? — эхом отозвался Брайан.
Сандра вытащила из пачки еще одну сигарету.
— На, закури, — обратилась она к Брайану.
О нет, подумала мадам Астарти, только не это. Они начинают…
— Бедная тетка, — сказал Брайан. — Интересно, как она выглядела?
— Вроде меня, — сказала Сандра, — хоть мне не родня.
— Вот это жуть.
— Поди, приняла на грудь, прежде чем утонуть.
Мадам Астарти застонала. Стены паба уже начинали вертеться вокруг нее. Надо скорей убираться из этого кошмара.
Ветер ревет, море воет. Нора стоит на мысу, как фигура на носу корабля. По-моему, она пытается вызвать бурю. Это отвлекающий маневр — она готова на все, лишь бы не заканчивать свой рассказ.
Моя мать мне не мать. Мой отец мне не отец. Отец Норы ей не отец. Воистину мы все перемешались, как печенье в коробке.
Внутри земного шара имеется другой шар
На первом этаже Башни царил хаос. Там клубилась шумная толпа — большинство собравшихся явно не очень понимало, что делать дальше. Многие, конечно, пришли только в надежде увидеть что-нибудь захватывающее.
— Ценность захватывающих зрелищ сильно преувеличена.
Несколько человек осаждали Роджера Оззера — он стоял на лестнице, ведущей в библиотеку, и ораторствовал. Он проповедовал кучке воинственно настроенных студентов — в основном функционеров из Общества социалистов. Многие из них сидели по-турецки на полу, и в целом это выглядело так, словно он проводит собрание учеников начальной школы. Социалисты-аппаратчики громко выражали свое мнение, — казалось, они вот-вот начнут размахивать цитатниками Мао. Я поняла, что у меня сейчас опять заболит голова.
Я заметила Оливию — она стояла поодаль от толпы. У нее был странно-безучастный вид, словно ее кто-то загипнотизировал. За головой у Роджера Оззера кто-то размахивал плакатом: «ВОССТАНИЕ ЕСТЬ ИСКУССТВО И, КАК ВСЯКОЕ ИСКУССТВО, ИМЕЕТ СВОИ ЗАКОНЫ». Я решила, что это придумала Шерон, но Оливия сказала: