Я протолкнулась мимо грузчиков, кантующих холодильник, выбежала на улицу, коварно скользкую от снега, и успела заметить Хэнка, исчезающего за углом в конце Пейтонс-лейн, — хвост его вращался, как вертолетный винт. Пока я добежала до того угла, Хэнк уже успел пересечь уходящую вверх Сити-роуд, лавируя между буксующими машинами, и понесся вверх по Пентленд-авеню, видимо следуя некой загадочной собачьей карте, хранящейся у него в голове и показывающей дорогу в Балгей-парк. Я бежала за ним, выкрикивая обе клички по очереди, как попало, но он, опьянев от свежего воздуха и открытого пространства, не обращал внимания. Догнав его наконец-то у входа в парк, я почти не могла дышать — так больно было легким от ледяного воздуха.
Я не успела надеть на Хэнка ошейник — пес умчался прочь, подскакивая, как щенок, по тропе, ведущей к обсерватории Миллса. Будучи добродушным и воспитанным, он время от времени останавливался, чтобы я могла его нагнать. Холод был жуткий, кусающий и гложущий, а небо — зимнее, низкое, серое, без единого солнечного лучика, хоть как-то красящего унылый снежный пейзаж. Зимняя серая пелена давила на всех, в том числе на усопших.
Вслед за Хэнком я дошла до обсерватории, а потом мы двинулись вниз по склонам кладбища, где покойные жители Данди — китобои, прядильщики и судовладельцы, ткачи и модистки, капитаны и кочегары — терпеливо ждали под покрывалом травы. Ждали дня, который, может быть, никогда не придет. Спит ли мой отец на таком же кладбище? Может быть, лежит где-нибудь в братской могиле для нищих. Может, даже не закопан как следует — только прикрыт листьями и ветвями. Или обглодан дочиста рыбами на дне морском. Или обратился в прах и развеян по ветру?
— Кто знает, — говорит Нора.
— Так, значит, возможно, что он жив?
— Возможно, — со вздохом признает она.
А моя настоящая мать, в противовес ложной, которая сейчас сидит рядом?
— Она мертва, я полагаю?
— Целиком и полностью.
Есть ли у меня во всем мире хоть один кровный родственник?
Хэнк нетерпеливо ткнулся носом в мою обтянутую перчаткой ладонь, чтобы я наконец сдвинулась с места. Я погладила его роскошную бархатную шубу и вдохнула запах мяса из теплой пасти.
Пес привел меня обратно к выходу из парка и терпеливо сел, ожидая, пока я надену на него ошейник и поводок. Но не успела я застегнуть ошейник, как подъехала машина и затормозила — резко, словно ее вел каскадер. Из машины выкарабкались знакомые фигуры, похоже охваченные наплывом чувств. Сьюэллы были одеты по погоде — Джей в ветровке, Марта в ботинках фирмы «Морленд», дубленке до пят и большой шапке с меховой опушкой. Марта при виде пса встала как вкопанная, выкрикивая его имя, а Джей бросился к нам, скользя на ледяном тротуаре, и в конце концов свалился неподобающей кучей к ногам чрезвычайно счастливого Хэнка и не столь счастливой меня.