Мне не сразу удалось перевести его на более традиционную студенческую пищу — сосиски с жареной картошкой, яичницу и фасоль в томате, жареный мясной фарш с чем угодно, рыбный пирог. Последняя концепция неизвестно почему сильно удивила Боба. Он повторял: «Ух ты, РЫБНЫЙ пирог», пока я не попросила его перестать. Один раз я взяла его с собой в «Бетти Уайт» на Хай-стрит, и у него никак не укладывалось в голове, что в одном и том же магазине могут продаваться и рыба, и овощи. «Это… неестественно!» — сказал он. Впрочем, разведение рыбы на фермах он считал еще более неестественным.
А что будет, если я не уйду от Боба? Что, если наш черепаший забег в сторону любви и верности окончится у алтаря? Что будет, если я займу пустоту в форме жены, зияющую рядом с Бобом? Молодая жена. Мы купим стандартный домик постройки «Барратта» для молодой семьи — с сантехникой цвета авокадо и кожаным гостиным гарнитуром из трех предметов. Если у нас родится дочь (вот странная идея!), мы назовем ее Апатией. Хотя нашим редким и скучным упражнениям в миссионерской позиции, кажется, недоставало страсти, чтобы породить на свет нечто настоящее и долговечное — ребенка. Даже по имени Апатия. К тому же Боб скорее станет сверяться с мистером Споком, чем с доктором Споком, и ему нельзя даже газонокосилку доверить, а не то что коляску с ребенком.
Я всей душой надеялась, что Боб — лишь репетиция, нечто вроде пробных отношений, как бывает пробный экзамен. Подготовка к настоящему. Потому что я всячески пыталась представить Боба в настоящей жизни, но видела его только в позе тюленя на кожаном диване — вот он смотрит «Джеканори», зажав в руке огромный косяк.
— Тебе только что звонили, — сказал он, рассыпая по ковру холодные желтые рисовые зерна.
— Кто?
— Не знаю. Какая-то женщина.
— Моя мать?
— Вроде нет.
Конечно нет. Что это мне в голову пришло. У Норы нет телефона. У нее и электричества-то нету.
— Она была… какая-то странная.
— Странная? В смысле, странно говорила?
— Так точно, капитан.
Мне никогда никто не звонил. Телефон у нас был только потому, что за него платили отец и мать Боба — Боб-старший и Сильвия: они хотели, чтобы у Сильвии была возможность время от времени напоминать Бобу, что ему нужно помыться и что не стоит есть на завтрак «Ангельский восторг».
По виду Боба ни за что нельзя было догадаться о том, что где-то в Эссексе у него есть более чем вменяемая семья. Он сам обычно отрицал этот факт, потому что она была апофеозом мещанского приличия. Меня странным образом привлекала семья Боба — Боб-старший, Сильвия, сестра Боба Черри и резвая лабрадорша Сэди: они жили той самой банальной, нудной, рутинной жизнью, о которой я всегда мечтала, ели жареную курицу, меняли постельное белье, по воскресеньям совершали скучные вылазки на семейной машине, ходили по ковролину с ворсом из натуральной шерсти, ездили отдыхать в Испанию, принимали гостей, наливая им напитки из бутылок, стоящих в баре. Для меня семья Боба была самой привлекательной его чертой.