Майкопский жил неподалеку от гестапо на тихой улице. У него была богатая квартира, напоминавшая антикварный магазин: картины, бронза, ковры, коллекции хрусталя и фарфора. Присмотревшись, я понял, что все это наше, советское. Мы сидели с Анисиным в большой комнате, не разговаривая, — мой спутник, переступив порог квартиры, сник, притих. Откуда-то доносились голоса, звон посуды, звуки радиолы.
Прошло полчаса — никто к нам не выходил. Анисин смущенно поглядывал на меня: «Ничего не понимаю… Сам же пригласил…»
Наконец появился хозяин, лет сорока, среднего роста, худощавый шатен с волнистыми волосами. На груди у него болталась новенькая «Остмедаль» на зеленой ленте.
Анисин обеими ладонями поймал руку Майкопского, торопливо заговорил:
— Дорогой Вадим Вячеславович, примите от всей души. Я так рад, так рад.
— Благодарю, Владимир Алексеевич. Сердечно тронут. Ну, знакомьте нас.
— Никандров, Павел Михайлович.
— Очень приятно.
Я сказал:
— Мне особенно приятно познакомиться с вами в столь знаменательный для нас день.
— Проходите, господа…
Мне очень хотелось побеседовать с Майкопским, нужно было войти к нему в доверие. Но беседы, к сожалению, не получилось — прибыл Жиленков.
Он вошел с такой масленой улыбкой, что я на долю секунды закрыл глаза — мне показалось, что я не выдержу и ляпну какую-нибудь глупость. Меня можно было простить — я еще только входил в свою роль. Одно дело было в Москве представлять, как я буду жить среди предателей, и другое — тут, в Германии, воочию…
Жиленков весь сиял. На нем был новенький немецкий генеральский мундир с витыми погонами. Сапоги блестели так, что в них можно было смотреться, как в зеркало.
— Дорогой Вадим Вячеславович! — пропел он. — Только что узнал! И поспешил!..
Он обнял Майкопского, приложился губами к одной щеке, потом к другой. Третий поцелуй пришелся в подбородок.
— Это такая радость для нас всех!
Жиленков кивнул Анисину как старому знакомому, на которого в данный момент не стоит тратить времени и внимания. На меня посмотрел с любопытством.
— А где Андрей Андреевич? — спросил Майкопский. — Еще не вернулся?
— Прибыл! И, к сожалению, опять в расстроенных чувствах. Никто его не принял — ни рейхсфюрер СС, ни господин Риббентроп. О фюрере я уже молчу. Болтается наш Андрей Андреевич, как некий предмет в проруби… С финансами затруднение.
Майкопский протянул руку:
— Извините, господин Никандров, к сожалению, я должен уехать.
По дороге на Викторияштрассе в вагоне эсбана я попытался утешить удрученного Анисина:
— Не надо огорчаться. Бывает, случается.
Анисин хмуро глянул на меня: