В бульварных романах порой описываются ужасные мучения, которые испытывает человек, прикованный наручниками к телу мертвеца. Но, право же, это просто легкое неудобство по сравнению с тем, что ощущал МакГуайр, прикованный к самой Смерти!
Он успел свернуть на Грин-стрит, когда мысль, что вот именно сейчас и произойдет взрыв, поразила его, как удар кинжалом в печень. МакГуайр остановился, уже чувствуя себя мертвым, и сунул руку в жилетный карман за часами.
Он не сразу смог рассмотреть циферблат. В ушах словно бы завывала зимняя буря, перед глазами проносилась пылевая буря, а иногда вспыхивали молнии, вдобавок еще и сами часы в руке дрожали так, что стрелки на них слились в мерцающий круг. МакГуайр глубоко вздохнул, зажмурился и медленно сосчитал до десяти (состарившись за эти секунды, по своим ощущениям, до девяноста). А потом вновь открыл глаза – и сразу увидел все.
Из получаса, на который был рассчитан завод, у него оставалось только двадцать минут. Всего лишь жалкие двадцать минут – и никакого плана!
Грин-стрит сейчас была почти пуста. Лишь какая-то девочка лет шести шла по ней, пиная перед собой кусок деревяшки (с чем только дети не играют!) и негромко напевая. Малышка уже поравнялась с МакГуайром, когда наш друг обратил на нее внимание, вспомнил, что среди детей, игравших вокруг памятника Шекспиру, были девочки не старше – и тут его мозг озарила внезапная мысль.
– Подойди-ка сюда, милая, – сказал он. – Видишь, какой красивый чемоданчик? Хочешь его себе насовсем?
Девочка вскрикнула от радости, протянула обе руки к чемодану – действительно, очень красивому, поблескивающему новой кожей – но, к сожалению, прежде чем она успела его взять, ее взгляд упал на лицо МакГуайра. После чего закричала еще громче и отпрыгнула прочь, словно увидев дьявола.
В следующую секунду из дверей лавки напротив выглянула рыжеволосая женщина и гневно окликнула малышку:
– А ну ступай сюда, несчастье ты мое! И не смей докучать джентльмену. Ему, по всему видать, и без тебя дурно.
С этими словами она вновь исчезла в лавке, а девочка побежала за ней, рыдая не то от перенесенного страха, не то от несправедливой обиды.
Самое драматическое, что в голосе женщины явственно звучал ирландский акцент. Но она, конечно, не знала, что сейчас оставляет без помощи истинного патриота Ирландии. А на улице уже показались новые прохожие, окончательно лишая МакГуайра возможности расстаться с саквояжем.
Следующие несколько минут абсолютно изгладились из его памяти. В какой-то степени он снова осознал себя перед церковью Святого Мартина «что в полях»