Мы погнали по деревне. Я и представить не мог, что на этих ухабах и поворотах можно выжать из машины такую скорость. Через несколько минут мы были около Катиного дома. Папа выскочил из машины и ринулся внутрь. Когда мы вбежали в дом, Катя вскрикнула. Бабушка лежала с закрытыми глазами, ее рука сжимала приёмное устройство телеграфа, но палец уже отпустил кнопку.
Отец приложил пальцы к шее старушки, потом стал прощупывать пульс на запястье. Затем он крикнул нам, чтобы мы бежали вперед и широко открыли все двери на пути, в том числе и в машине. Сам он схватил бабушку на руки и двинулся за нами. Он попытался осторожно положить её на заднее сиденье, но получилось это кое-как. Потом он сказал:
— Садитесь оба на переднее, быстро!
Катя была бледная, но, похоже, не до конца понимала, что случилось. Впрочем, я тоже не понимал. Папа опять рванул по просёлочным дорогам, и на этот раз мы мчались в какие-то дебри. Альдию мы проскочили минуты через три, еще через пять показалось другое село, но мы опять проехали мимо.
На развилке к Моршанску папа свернул в другую сторону. Ещё через несколько минут мы въехали в очередное село. Папа резко затормозил около какой-то женщины и крикнул:
— Госпиталь, где госпиталь?
Та показала и сама побежала в том направлении. Вскоре мы оказались около длинного дома из красного кирпича. Папа опять затормозил прямо около крыльца, выскочил и неловко вытащил Катину бабушку из машины. Мы все вошли в больницу, а за нами вбежала та женщина, у которой отец спрашивал дорогу.
Внутри было несколько человек в белых халатах, которые тут же засуетились и забегали. Папа подошел к столу дежурной и закричал, что у женщины, которую он привез, скорее всего, что-то типа инфаркта. Привезли каталку, на которую папа наконец-то положил Катину бабушку. Её тут же увезли, а отец сел на скамейку, и руки у него опустились, как плети. Он тяжело дышал.
За стол тем временем села та самая женщина, уже переодевшаяся в белый халат. Оказалось, что она — местный фельдшер. Отец рассказал ей, что случилось у нас в деревне, а та внимательно выслушала.
Мы пошли на улицу. Катя наконец осознала тяжесть положения и стала всхлипывать. Отец достал из автомобильной аптечки какие-то маленькие жёлтые таблетки и велел Кате проглотить две штуки. Та, не думая, подчинилась.
Потом мы сели на лавочку, и папа спросил у Кати телефонный номер кого-нибудь из её родителей. Но Катя ничего не помнила, а свой телефон в суматохе оставила дома. Кстати, дом мы не закрыли. Ни наш, ни её. Тогда отец позвонил тёте Кате, объяснил, в чем дело, и попросил сходить домой к Кате и найти её телефон. Та поохала, поахала и пошла.