– Ну уж нет. Леди Элис должна приехать, а миссис Драммонд-Хэй, возможно, шныряет по ближайшим фермам, так что тебе лучше возиться в кустах: по крайней мере это убежище от солнца. Не торопись прикончить салат. Лучше почисти картофель – по крайней мере подольше просидишь в тени.
Леди Элис? Миссис Драммонд-Хэй? Неужели они заинтересовались ее желанием получить атлас?
Грейс поплелась в кладовую, чтобы взять салат. Как заманчиво он выглядел: свежий латук с огорода, горошек, зеленый лук, тонкие ломтики белой репы, не слишком большой кусок «СПАМа»[12], яйцо. Все полито смесью уксуса, масла и свежей зелени. Подумать только, все остальные на полях, едят сэндвичи.
Она снова заглянула в тарелку. Ни единого ломтика свеклы.
Девушка наколола на вилку кусочек яйца, поднесла ко рту и остановилась, пораженная ужасной мыслью. Что, если этот чудесный салат приготовлен для леди Элис?
Грейс почти побежала в кладовую. Нет, там больше нет тарелок.
Облегченно вздохнув, она вернулась на кухню, где съела все до крошки, с ломтем свежеиспеченного, намазанного сливочным маслом хлеба и тремя ягодами клубники из миски около раковины.
Еда вместе с одиночеством и тишиной заставили ее забыть о письме. Грейс охнула. Да что же это такое? Как непростительно с ее стороны!
Грейс вынула унизительно тонкий смятый конверт и принялась читать.
Дорогая Грейс.
До меня доходят только отцовские письма, да и то редко. Мы условились нумеровать каждое письмо, так что, если номер десять приходит раньше номера шесть, я получаю некоторое представление о времени. Я тоже нумерую письма к отцу, и он пишет, что однажды получил сразу четыре и то не по порядку.
Должен признаться, что я не писал тебе и ему несколько недель. Иногда слишком устаю, чтобы держать карандаш. Работа бесконечна, и мы прерываемся, только чтобы немного поспать и поесть. Не могу рассказать тебе, что вижу и слышу, но шум непрерывный, иногда весь день и большую часть ночи. А временами наступает тишина, такая оглушительная, что однажды мне показалось, будто настал конец не только войне, но и миру. Но потом снова начинается шум, громче, чем прежде, и, моя дорогая Грейс, шум – это так утомительно.
Я не слишком горжусь своим первым письмом к тебе. Ты отдала мне все, вернее, я взял сам, и когда думал об этом, приходил в ужас. Не за себя, поверь. Отец рассердился бы, но он никогда бы не отверг меня, и, надеюсь, ты понимаешь, что не отверг бы и тебя. Нет, я не написал, что в один прекрасный день к нему может приехать прелестная молодая женщина, потому что стыдился. Не тебя. Себя. У нас не было времени по-настоящему влюбиться друг в друга, но, если ты не возненавидела меня, возможно, нам удастся, как мы намеревались, начать встречаться, когда это безумие закончится. Я бы хотел пройти с тобой по тропинке между кустами сирени к дому моего отца. Я постоянно представляю эту картину, и только она позволяет мне сохранить рассудок.