– Еще две минуты, и я позвонила бы миссис Элис, утром, конечно. Где это ты была?
И без того раскрасневшееся лицо Грейс побагровело. Она подняла трясущуюся руку, пытаясь пригладить наверняка растрепанные волосы.
– Мы ходили в кино, на ковбойский фильм, а потом вернулись.
– И, полагаю, останавливались полюбоваться видом.
– Мы встретимся, миссис Флеминг, когда Джек вернется, а пока будем писать друг другу. Я дала ему свой адрес.
– От души надеюсь, что больше ты ему ничего не дала. Иди наверх и не буди остальных.
Весна пришла во всей пышной красе, словно природа вознаграждала семерых трудармеек за терпение, с которым они выносили все невзгоды прошлой зимы. Но от Джека не было писем. Грейс пыталась скрыть возрастающую тоску от остальных, но чувствовала вопросительные, хоть и заботливые взгляды Евы и Кати. Взгляды миссис Флеминг не были столь дружелюбны. Как-то утром она застала Грейс одну на огороде.
– Последнее время ты выглядишь ужасно расстроенной. С тобой ничего такого не случилось?
Грейс подняла глаза от моркови, которую прореживала, и попыталась улыбнуться.
– Нет, миссис Флеминг, ничего.
Жена фермера молча оглядывала ее с головы до ног, пока не вспыхнула:
– Если у тебя есть что сказать, лучше сделать это пораньше, – бросила она, не отводя глаз.
– Мне нужно работать…
Миссис Флеминг издала звук, удивительно похожий на фырканье колли, и отошла. Грейс снова занялась делом. Но мозги продолжали работать так же бешено, как руки.
– Что, если? Что, если…
«Но это не может быть что-то еще. Господи боже, что же мне делать, если я… Куда идти? Почему Джек не пишет? Он не уважает меня. А вдруг он ранен? Скажет ли ей леди Элис, если… да узнает ли она?»
Она так привыкла находить утешение в работе на земле. Но сегодня желанный покой не приходил.
Тело наполняли воспоминания о времени, проведенном с Джеком. Даже мысли об этом наполняли ее наслаждением. О, она не хотела, чтобы это случилось. Джек снова и снова заверял ее, что ничего не будет. Но все было. И оказалось, что это прекрасно. Чувство полной принадлежности кому-то, любить самой и быть любимой… ничего такого она до этого не испытывала.
И тут женщина с клубничного поля, словно мираж, появилась из ниоткуда на ухоженном огороде. Девушка увидела, как она улыбнулась и наклонилась ближе и произнесла:
– Мой маленький, драгоценный ягненочек, моя родная Грейс.
«Моя мать? У нее такой приятный голос. Но может, я слышу его в своем воображении? Я должна найти ее или узнать, что случилось с ней и почему меня…»
Гигантская волна тошноты поднялась в желудке Грейс, и она едва успела повернуться от огорода. Струя рвоты выплеснулась на низкую каменную ограду.