– Лучше скажи, а не тот ли это француз, сообщение которого я на днях для тебя переводил?
Я молчу, и он понимает все сам.
– Ясно. А я в толк взять не могу: чего ты приехал как с цепи сорванный? Но «Крейзи» – это точно про него, приятель! – смеясь, замечает блондину на хорошем английском. – У тебя отличное чувство юмора! – поднимает вверх большой палец. – В отличие от моего друга. И это, Арно, скорее не комплимент, а мой тебе совет поубавить прыть и не нарываться.
Он обращается к парню на его родном языке, и тот удивленно кивает, оживляясь. Что-то отвечает, жестикулирует, продолжая с интересом смотреть на меня. Спрашивает сам…
Рыжий вдруг начинает ржать как конь.
– Ну, нет, приятель. Об этом даже я не заикнусь, не проси, – переходит на английский. – Стас у нас несговорчивый малый. Вот разве что после двойной. Но здесь уж как тебе повезет, не обессудь.
Костян всегда умел чувствовать момент, вот и сейчас, пока я с подозрением пялюсь на отсмеивающегося друга, выставляет на стойку бокалы и бросает в них лед.
– Я тебя правильно понял, Витек? Предлагаешь мировую? – спрашивает у Бампера, и тот согласно кивает.
– Да, Костя. Этим двоим лучше выдохнуть, так что давай всем двойную водки, а там поглядим, куда вырулить. Фрол угощает!..
…Илюха давно ушел. Его Воробышек недавно родила, и другу не до нас. Француз на танцполе выписывает кренделя под всеобщие восторги толпы, без конца машет нам рукой, а я смотрю на Бампера и чувствую, что разучился понимать намеки.
– Она тебе сказала, что этот крендель ей только друг?
– Ну, сказала. А еще – что снимали квартиру. Два лета, мать твою!
– Но не факт, что были вместе!
– Да ты посмотри на него, Рыжий! Смазливая харя! Трясет задницей, как девка, Барышников недоделанный. Да мужиков за такой шпагат стрелять надо! Раздавит же об пол хозяйство! Вот и перед ней тоже.
– Ты же сказал, что француз перед тобой голыми яйцами тряс.
– Тряс! Я ему дважды чуть по морде не съездил, еле сдержался, а он пристал пиявкой…
– Во-от, правильно мыслишь! И?
– Что «и»?
– Он тебе сказал, что ты его зацепил?
– Допустим.
– Попросил как человека сфотографироваться на память, а ты что?
– Сказал, пусть валит к себе во Францию, в музей мадам Тюссо, и фотографируется с кем хочет. А я ему не Шварц и не Брюс с каждым встречным в камеру скалиться. Облезет.
– Гревен.
– Что?
– Музей восковых фигур Альфреда Гревена на бульваре Монмартр в Париже. Мадам Тюссо – это пусть валит в Лондон.
– Да мне один черт куда!
– Тебе, может, и один, Фрол, а Бонне – нет. Смотри, как старается для тебя, гуттаперчевый.