Пока я размышлял о слишком полном торжестве человека, из серебряного пятна на северо-востоке неба появилась желтая полная луна. Маленькие светлые фигурки людей внизу перестали появляться, надо мной бесшумно пролетела сова, и я вздрогнул от ночной прохлады. Я решил спуститься с холма и найти место, где можно было бы переночевать.
Я поискал глазами знакомое здание. Мой взгляд пробежал по фигуре Белого Сфинкса на бронзовом пьедестале, и по мере того как восходящая луна светила все ярче, фигура становилась все более четкой. Я мог даже рассмотреть стоявший около нее серебристый тополь. А вот и густые рододендроны, черные при свете луны, и та лужайка. Я снова взглянул на нее. Ужасное подозрение охладило мое самодовольство. «Нет, — решительно сказал я себе, — это не та лужайка».
Но это была та самая лужайка. Бледное, будто изъеденное проказой лицо сфинкса было обращено к ней. Можете ли вы представить себе, что я почувствовал, когда понял, что это именно она! Машина Времени исчезла!
Меня словно ударили хлыстом по лицу — я с ужасом подумал, что никогда не вернусь назад, навеки останусь, беспомощный, в этом чужом новом мире! Сама эта мысль была мучительна. Мое горло сжалось, дыхание пресеклось. В следующий момент я в ужасе огромными прыжками кинулся вниз по склону. Я тотчас упал и поранил лицо, но даже не попытался остановить кровь, вскочил на ноги и снова побежал, чувствуя теплую струйку на щеке и подбородке. Я бежал и все время говорил себе: «Они просто немного передвинули ее, поставили под кустами, подальше от дороги». Но несмотря на это, я бежал изо всех сил. С уверенностью, которая иногда возникает из мучительного страха, я с самого начала знал, что все это самоутешение — вздор; я чувствовал, что Машина унесена куда-то, откуда мне ее не достать. Мне было трудно дышать. От вершины холма до лужайки было около двух миль, но я думаю, что преодолел это расстояние за десять минут. А ведь я вовсе не молод. Я бежал, громко проклиная свою безумную доверчивость, побудившую меня оставить Машину здесь, и задыхался от проклятий. Я громко кричал, но никто мне не ответил. Ни одного живого существа не было видно в лунном свете, заполнявшем все вокруг!
Когда я достиг лужайки, мои худшие опасения подтвердились. От Машины не осталось и следа. Похолодев, смутно осознавая, что происходит, я смотрел на пустую лужайку среди черной чащи кустарников. Потом быстро обежал ее, как будто Машина могла быть спрятана где-нибудь совсем недалеко, и резко остановился, схватившись за голову. Надо мной на бронзовом пьедестале в ярком свете луны возвышался сфинкс, бледный, светящийся, будто пораженный проказой. Казалось, он насмехался надо мной.