- Что тут делается? - в изумлении разводили руками казаки из экспедиции. - С ума, что ли, они сошли?
К Подтелкову подошел местный житель, молодой щеголеватый солдат.
- Здравствуйте, - сказал он.
- Здравствуй, - ответил Подтелков. - Что у вас тут делается? Все, как оглашенные, умчались от нас. Почти весь хутор пустой.
Солдат рассмеялся:
- Так они ж вас испугались. Тут кулаки такую брехню распространили, что будто идут китайцы да латыши, по русскому ни бельмеса не понимают... Всех, мол, режут, жгут, грабят да баб и девок насильничают... Ну, слыша такие страхи, поневоле побежишь... Тут такой рев поднялся... Я им, дуракам, говорил, чтоб сидели на месте. Идут, мол, наши же, русские... Так где там, и слухать не хотят... Меня чуток не убили, говорят, за них, мол, стоишь...
- А наших квартирьеров не видел?
- Как же, видал. Трое молодых парней приезжало...
- Так где же они?
- Казаки тут у нас давеча были. Переловили их и в Краснокутскую погнали... Знаешь что, - зашептал солдат Подтелкову, - ты, видать, у них за начальника. Так послушай меня, что скажу. На вас тут собирается сила большая. Погляди, - указал он на бугор, где в сумерках вечера маячили всадники. - Жалко, побьют вас всех.
Подтелков сразу же понял, какой огромной опасности подвергнет он свою экспедицию, если здесь останется ночевать.
- Спасибо, товарищ! - пожал он руку солдату и подал команду:
- Поворачивай назад!..
Разбредшиеся было по хутору в поисках съестного казаки в недоумении возвращались.
- В чем дело? - спрашивали они. - Почему назад?
- Беляки нас окружают, - пояснил Лагутин. - Оставаться в этом хуторе никак нельзя, побьют.
Держа винтовки наизготове, казаки, не отставая от подвод, торопливо уходили из хутора Рубашкина.
Небо заволакивалось рваными, клубящимися тучами. Начал моросить мелкий дождь. Дорога быстро расквасилась. Лошади едва волокли по грязи тяжелые телеги.
Держась за борт тачанки, тяжело вытаскивая ноги из липкой грязи, молчаливо шел Подтелков. Он ясно отдавал себе отчет в том, какую ответственность взял на себя, поставив людей в такое положение, и тяжко переживал это. Шедший по другую сторону тачанки Лагутин понимал состояние своего друга и в душе жалел его.
- Ничего, Федор, - сказал он тихо. - Авось, бог даст, выберемся благополучно из такого положения.
Подтелков вздохнул и не ответил.
В тачанке лежал укутанный в шинель и накрытый брезентом расхворавшийся Кривошлыков. Он дрожал от лихорадки, постукивая зубами.
- О, че-рт! - простонал он. - П-по-пали в ло-овушку... Вот, Ф-Федор, - укоризненно глянул он глубоко запавшими глазами на Подтелкова, - все че-рез твое упрямство.