Окружавшие их солдаты захохотали. Взъерошенный солдат, заморгав, попятился от кукиша.
- Это, братишка, тебе землица, - сказал ефрейтор.
Взъерошенный солдат сконфуженно, под общий смех отошел в сторону.
Вошел вахмистр Востропятов.
- Ну, поехали, Ермаков. Все оформил. Казаки тут получат овес и привезут. - Он оглянул Прохора. - У тебя плаща-то нету? Намокнешь, брат, в шинелишке. Придется тебе в брезент укутывать. Есть у нас там, на тачанке...
У подъезда вокзала стояла тачанка, запряженная парой понурых вымокших лошадей. В передке, укрывшись плащом, сидел казак-возница. При приближении Прохора он крикнул ему:
- Здравья желаю, господин урядник! С приездом вас с родного тихого Дона!
Прохор узнал казака. Он служил в обозе ездовым.
- Здравствуй, Шурыгин!
- Ну, как у нас там, на Дону? - поинтересовался Шурыгин. - Небось, скоро готовятся сеять?
- Там рано весна началась. Думаю, что кое-где повыехали в поле.
- Эх, паханул бы теперь, - со вздохом сказал Шурыгин.
Прохор с вахмистром устроились на сене в задке тачанки. Востропятов заботливо укрыл Прохора брезентом.
- Так-то лучше будет, - сказал он. - Ну, трогай, Шурыгин!
Шурыгин стегнул кнутом лошадей. Они легко рванули тачанку, затрусили мелкой рысцой по залитому жидкой грязью шоссе, обгоняя намокшие возы, накрытые брезентом, санитарные фургоны, зеленые двуколки, направлявшиеся к позициям.
Навстречу бежали черные борозды вспаханной земли, изрытой воронками. По обочинам шоссе бесконечными лентами плыли кюветы, наполненные талым снегом и водой. Иногда на глаза попадались полуобглоданные бродячими собаками смердящие конские трупы, поломанные телеги.
Изредка по направлению к позиции шли небольшие группы пехотинцев с подоткнутыми за пояса полами захлюстанных шинелей.
- Посторонись! - кричал Шурыгин.
Солдаты хмуро оборачивались, сходили с шоссе, пропуская тачанку.
- Зазябли, земляки? - скаля зубы в усмешке, спрашивал у них Шурыгин.
Солдаты отмалчивались, продолжая шагать вслед за тачанкой.
- Подвез бы хоть, - крикнул кто-то из них.
- Да разве вас всех увезешь? - прокричал в ответ Шурыгин.
Вправо от дороги из груды обожженного кирпича и гловешек сиротливо торчали закопченные печные трубы. По пепелищу бродили одичавшие собаки.
"Наверно, тут стояла веселая деревушка, - с грустью думал Прохор. - А вот война разрушила ее, жителей разогнала бродить по свету".
Гнали группу пленных австрийцев в серо-голубых шинелях. Австрийцы, зябко съежившись, втянув шеи в поднятые воротники, шли медленно, не поднимая глаз. Впереди шагал длинный офицер в кепи с землистым печальным лицом.