Волк в овечьей шкуре - 2 (Ликова) - страница 36

— Представь, Марина, я сегодня с автомата стреляла, — похвасталась Вера.

— Ой, Верка, классно, согласись? Тебе понравилось?

— Еще бы, я даже уже попадать начала.

— А я уже давно в десятку бью, мне хотят оптику дать.

Они начали наперебой хвастаться своими достижениями. Вот интересно, они друг друга слышат?

«Ужас, ужас!.. Какой ужас! — я встал, прошел к столу и налил водки. — Послушать только, о чем говорят? И это девушки — про стрельбу из автомата!»

— Алинка, а ты что ушла? Расскажи что-нибудь, — обратилась ко мне Марина.

— Марин, знаешь, я не знаю, о чем рассказывать, из автомата я сегодня не стрелял. Боялся, что блузка станет черной. Только с пистолета, — я звонко рассмеялся.

Если это записать: Вера стреляла с автомата, Марине хотят дать оптику, а я так вообще: с утра подстрелил троих, вечером троих поломал, а в завершении одному чуть голову не отрезал. Вот так и живем. Семейка маньяков… Я закатывался от смеха, сквозь смех пытался что-то сказать.

Вера вдруг поняла и произнесла: «Можно писать сочинение как я провел день.» И тоже захохотала, а Марина просто заразилась нашим смехом. Так продолжалось минут пять.

— Все, девчонки, я больше не могу, сейчас обоссусь, — произнес я и побежал в туалет. А у них это вызвало новую волну смеха. От смеха, видимо, расслабились все мышцы, и в том числе тазовые, и моча начала вытекать самопроизвольно. У мужчин такого не бывает, поэтому для меня это было открытием. Кое-как спустив юбку, я плюхнулся на унитаз и сразу же услышал звонкую струю, она оглушала, мне казалось, что ее в гараже слышно. Я услышал, как в туалет влетели девочки, а унитаза два.

— Алинка, давай быстрей! — закричала Марина. — Я обоссусь!

Это тоже надо было видеть: я выхожу с опущенной юбкой, а Марина уже стоит ждет с опущенными штанами. Одев юбку и оправившись, я посмотрел в зеркало.

— Ужас, — произнес я. — На кого я похож!

— Мы все на панд, наверное, похожи, — услышал я голос Марины.

Через минуту мы стояли рядом и удивленно смотрели в зеркало.

— Три такие миленькие панды, — произнес я. Мы опять прыснули смехом.

Мы умылись и, все еще продолжая смеяться, вышли из туалета. А вскоре мы опять плакали все втроем, потом снова смеялись и снова плакали. Мы просидели так до утра, о чем-то говорили, что-то обсуждали, меня это так захватило, что я ни разу не подошел к столу. Да и пить одному не хотелось: Вера не хотела, Марине — нельзя. О чем только не говорили, но больше о тряпках и косметике. Вера показывала какую-то помаду и тушь-карандаши, что она купила. Когда она перевернула и высыпала содержимое своей сумки, я ужаснулся — чего там только не было! Но больше я ужаснулся, когда она сказала: