— Ты помнишь мой дом в Бретиньи-Сюр-Орж? Чердак помнишь? Мы туда ходили за коробками… Ты там еще чуть не проболтался про ожерелье…
Мишель удивленно взглянул на нее. Подошел к ней и взял из ее рук шар. Красивый и яркий. Заглянул в коробку. Там было еще много таких. Красивых и ярких.
— Помню, конечно, — ответил он. — С чего ты вдруг?
— Там были самые лучшие на свете игрушки. Из моего детства. Некоторые из них еще довоенные — из детства бабушки. В смысле… У меня, конечно, не было бабушки, но матери моего приемного отца. Жаль, что я тогда так ничего и не успела оттуда перевезти. А теперь придется обходиться… этим.
— Не жалей. Эти тоже красивые. Должно получиться нарядно, — он помог ей сесть на диван. — Ты будешь говорить, что и как, я буду вешать.
А в следующем году для их сына игрушки она будет вешать уже одна. И почему-то эта мысль поразила ее. Поразила так сильно, что она изумленно посмотрела сначала на елку, потом на шар в руках Мишеля, а потом на него самого.
— Все просто. Берешь этот шар и цепляешь на любую ветку. Какая больше нравится. Этот можешь повесить где-то по центру. А потом, когда повесишь, подойдешь и поцелуешь меня. Это обязательно.
Его Величество сделал в точности, как она сказала — повесил несколько шаров. Посмотрел со стороны. Усмехнулся. Чего только не придумают!
— По-моему, красиво получается, — сказал он Мари, усаживаясь рядом с ней на диван. И поцеловал ее, как она и просила. Потому что и сам знал — это обязательно. Времени осталось совсем мало. Совсем… И поцелуй у него вышел печальный… безнадежный…
— Очень красиво получается, — тихо ответила Мари и оплела руками его шею. — Давай придумаем, что у нас будет на ужин. А еще надо решить с подарками. На Рождество у нас дарят подарки друг другу. Так полагается.
— Подарки? Что же я смогу тебе подарить?
Мари печально улыбнулась и устроила голову на его плече.
— Оставишь мне свой костюм, — хохотнула она. — Я буду его стирать и проветривать. Прости… дурацкая идея. Я не подумала. Беременность плохо влияет на мои умственные способности.
Он обнял ее за плечи и прижался губами к ее волосам. И в полной тишине глухо попросил:
— Мари, вернись со мной!
Вдруг все стало просто. Стоял ли выбор? Стоял ли он хоть минуту с того дня, как в ресторане семьи де Савинье она увидела его, склонившимся в настоящем рыцарском поклоне? Ведь она же сама сказала Маглору Форжерону, что пожалеет о том, что потеряла его в ту же минуту, как окажется на восемь веков вперед.
Мари подняла глаза и внимательно всмотрелась в его черты, будто замершие в ожидании ее ответа. И пересохшими губами прошептала: