Продолжая болтать ногами, притворился глубоко спящим и немного похрапел для убедительности. Всё ж я хитрый парень, да. Лис этакой.
А тут и врач вызывает меня, молча открыв двери. Я люблю, когда так. Без лишних слов и суеты, без грохота дежурных фраз. Хорошо: дверь открылась, ты зашёл, дверь закрылась, врач поднимает бровь, ты скидаешь с себя заскорузлые галифе, врач поднимает вторую бровь – всё! Дверь хлоп-хлоп! Ис-це-лён! Ис-це-лён! С трёхлитровой банкой ртутной мази бежишь в расположение части, только уши пунцовеют от радости: столько внимания тебе, уважения столько! А то взяли моду – трендеть с пациентами. Паспорт переписали, 750 рублей на кассу занёс – сиди, входи в любую открывшуюся дверь. За каждой тебя ждёт избавление от мук, душ и присыпка.
Захожу в кабинет. Не сказать, чтобы роскошь меня в этом кабинете окружила. Скорее спартанский дух и самоотречение, нежели нега и довольство.
– На что жалуетесь? – слышу вопрос.
Отвечать-то как, думаю, с причитаниями и тонким воем или деловито, рубая стол ребром ладони?
Отвечаю, что так, мол, и так, две судимости, по ранению представлен к снятию, плечо вот, поднять не могу, опустить тоже, постоянно ожидание боли сводит на нет медикаментозные попытки вернуть меня в мир добрых людей и пр. Всю правду рассказываю.
– Раздевайтесь! – команда.
Ну, я, худо-бедно, вроде как под музыку начинаю раздеваться, стараясь выгодней, выигрышней смотреться при свете дня на фоне салатовых стен. Цвет стен вообще очень удачно выбран. На фоне такой покраски любой кажется бесконечно далёким от счастья. Но я не унываю, напеваю себе, продолжаю раздеваться, вытаскиваю из-за ремня свитер, он в брюки у меня заправлен всегда удачно, комков почти не бывает. Парам-да-да-дам-парам…
Обычно в меня влюбляются немолодые, не очень здоровые женщины с тяжёлым характером.
Очень много среди них женщин с трудной биографией, в которой по трассе идут ночью грузовики-большегрузы с окатышем, бьются волны о гранит японских береговых укреплений на Сахалине, армяне – начальники базы, дети, арестованные за кражу сестры, парализованная бабушка за ситцевой занавеской ждёт своей отправки в Казань с билетом в вставных зубах, слегка придавленная чемоданом, на котором в такт слабому ее дыханию качаются поллитровочка, стаканчики и чья-то русая есенинская голова.
У некоторых таких женщин есть мужья – поэты или научные работники средней руки. Женщины эти влюблённо и тяжело смотрят на меня, пишут стихи и хотят жениться.
Эта ситуация кажется мне несколько несправедливой.
Вокруг меня происходят удивительные вещи: студентки-миллионщицы уходят за плешивыми старшими преподавателями в коммунальные квартиры. Модели верхней женской одежды отказываются от благ жизни на Остоженке и безвольно бредут, скользя на подгибающихся от нежности ногах, за сноровистым дедушкой-гэтэошником в синем тренировочком костюме с надписью «Спортивное общество „Пищевик“». Какие-то перспективные бизнес-леди в притворно-деловых нарядах под музыку фотографируют себя на телефоны для отправки MMS в посёлок Сусуман, в отряд № 4, идущему на УДО Корбузякину Илье Михайловичу.